От дам-патронесс до женотделовок. История женского движения России

Наступление на женские права шло также и по другим направлениям.

В рамках земской контрреформы были урезаны и без того минимальные политические права женщин. Если до принятия 12 июня 1890 года Положения о губернских и уездных земских выборах женщины, обладающие достаточным имущественным цензом, могли передать свой голос на выборах любому мужчине, то теперь круг мужчин сужался до круга ближайших родственников – мужа, сына, отца, брата. То есть женщину принуждали вернуться к семейной солидарности, характерной для традиционного общества. Заметим, что, по сути дела, это было не женским политическим правом, а правом крупной собственности, так как было порождено желанием власти усилить позиции крупных собственников в местных представительных органах. Женщины не имели прав в земских и городских самоуправлениях с момента их возникновения.

Как уже говорилось, все женские организации институционализировались как благотворительные. Часть из них благотворила в пользу женщин низших слоев населения, и это рассматривалось как дело общественной филантропии. Их «организаторшами», «доброволками» были женщины среднего класса, иногда представительницы аристократии, как, например, княгиня Щербатова – одна из учредительниц «Общества попечения о молодых девицах в Санкт-Петербурге».

Другие организации объединяли женщин по профессиональному признаку с целью создания условий взаимопомощи в освоении женщинами новых сфер деятельности. Как, например, «Общество взаимной помощи женщин-врачей» или Первая петербургская артель кассирш, бухгалтерш, продавщиц и конторщиц.

Но в 1880‐х годах организаторши, активистки движения испытывали глубокое разочарование. Они не видели какого-либо значимого результата своей деятельности. Казалось, они ходили по замкнутому кругу.

Нарастание кризиса движения ощущалось уже с середины 1880‐х годов (что совпадает по времени с началом правительственной реакции). В конце 1880‐х годов он стал очевидным. Движение нуждалось в идеологическом обосновании и обновлении. Отсутствие идеологии лишало движение динамики. Существовавшие идеологические заявки, объяснения и, главное, намеченные пути решения «женского вопроса» были уже исчерпаны, реализованы. Женские организации институционализировались.

Раздоры, взаимные обвинения все чаще имели место в среде женской «общественности». Например, журнал «Женское дело» обвинил Н. С. Лухманову – автора книги «Спутник женщины: настольная книга для женщин» – в спекуляции «женским вопросом», «что мы менее всего ожидали бы от женщины»605. По мнению журнала, книга Н. А. Лухмановой оказалась на недостаточной идеологической высоте. Руководство ВЖК не находило общего языка с курсистками в вопросе участия последних в общестуденческих политических акциях. Н. В. Стасова безуспешно вела беседы с курсистками, призывая их отказаться от участия в студенческом движении, объясняя, что они ставят под угрозу существование курсов. Курсистки не желали ничего понимать и принимать своего маргинального положения в студенческом сообществе. Они стремились к своей гражданской полноценности.

Все это дало право Тырковой написать об этом времени:

Женский вопрос, организация женских сил для достижения равноправия, все, что связано с феминизмом, совсем не вызывало в русском передовом обществе 90‐х годов того единодушного сочувствия и энтузиазма, которые в 60‐х годах окружали женскую эмансипацию. К феминизму относились скорее с усмешкой. Начало женского движения не привлекло у нас женщин с демократическими общественными стремлениями. Первые годы его прошли в России вяло и серо, среди мелочей и столкновений личных самолюбий, которые всегда имеют власть в среде, не проникнутой подлинной идеологией. И тем женщинам, которые, как Анна Павловна или В. П. Тарновская, учились общественной работе во время эпохи реформ с ее широким взмахом и высоким взлетом, нелегко было приниматься за эту тесную, первую стадию русского феминизма606.