От Голливуда до Белого дома

Так они и сделали. Мои продажи в южных штатах в тот год сильно пострадали, а я специально начал выбирать темнокожих моделей. В конце концов они окажут большое влияние на моду, а я, к моему собственному удивлению, стал первым, кто задействовал их на показах. Как я уже сказал, это был модный прорыв, которому давно уже пора было случиться.

Одной из моих лучших моделей той поры была также Лоис Балчен (родственница известного исследователя Арктики), американка со скандинавскими корнями, с которой я познакомился в баре отеля «Георг V» в Париже. Через несколько месяцев я встретил ее на Мэдисон-авеню в Нью-Йорке. Не заметить Лоис было трудно: блондинка с короткой стрижкой, ростом 5 футов 8 дюймов (около 173 см) и с великолепной осанкой. Внешне она была чем-то похожа на Мию Фэрроу[146].

Лоис была со мной во время одного из самых запоминающихся путешествий в американскую глубинку. Магазин «Феймос-Барр» пригласил меня в Сент-Луис для проведения нескольких показов. Приглашение поступило в момент, когда я с ног валился от усталости и у меня опять — в который уже раз — было двустороннее воспаление легких.

Мама, переехавшая с отцом в Нью-Йорк, чтобы жить поближе к нам с Игорем, посоветовала мне врача, который творил чудеса. Его фамилия была Джейкобсон. Позже он станет известен под прозвищем Доктор Филгуд (от англ. feel good — «хорошо себя чувствовать»), врач, который делает своим знаменитым пациентам, включая президента Кеннеди, амфетаминовые уколы. Это был темноволосый, очень мускулистый человек в очках с толстыми стеклами и интригующей манерой постановки диагноза. Он задал мне всего один вопрос: «Вы плохо себя чувствуете?»

«Да, очень плохо».

«Это поможет вам почувствовать себя лучше».

С этими словами он достал самый большой шприц, который мне только доводилось видеть, наполненный какой-то красной жидкостью, и сделал мне укол. «Приходите завтра утром, и я еще раз вас уколю», — сказал он.

Эффект от укола я ощутил уже через десять минут. Сначала металлический привкус во рту, потом меня бросило в жар — кровь буквально кипела в жилах, — а еще через десять минут я почувствовал себя королем. Я был здоров как бык. От пневмонии осталось одно воспоминание. Голова работала, как никогда в жизни. На следующее утро доктор сделал мне второй укол, и я полетел в Сент-Луис вместе с Лоис Балчен и Алеком Гогенлоэ, который решил составить мне компанию. По пути мы попали в настоящую снежную бурю. Самолету пришлось сделать посадку в Канзасе, и оттуда ночным поездом мы доехали до Сент-Луиса. Мы не спали всю ночь и приехали в занесенный снегом Сент-Луис только утром. Я был бодр и свеж, несмотря на недосып и пневмонию. В Сент-Луисе я провел одну из лучших своих презентаций.

Наверное, я должен быть благодарен своему лечащему врачу, который предупредил меня об опасности употребления амфетаминов и рекомендовал никогда больше не ходить к доброму доктору Филгуду, но когда я вел ночью микроавтобус, набитый одеждой и угрюмыми манекенщицами, а перед глазами у меня все плыло от усталости, я чувствовал, что тот укольчик мог бы мне помочь. Пять лет я жил в таком ритме и хватался за любую возможность, чтобы закрепить свой успех и развить его. Слишком долго я находился в финансовой зависимости от других и теперь был твердо намерен никогда больше этого не допускать.

Официально я все еще был женат на Джин. Она вечно находилась в Лос-Анджелесе или на съемках, а я был в Нью-Йорке или в разъездах. Пики наших карьер совпали. Я был на подъеме, Джин пока считалась звездой первого ранга, но нововведения в студийной системе она не очень понимала. Я уговаривал ее строже относиться к выбору ролей и сниматься не больше чем в одном престижном фильме в год. Финансово это тоже имело смысл: учитывая налоги, разница в прибыли между одной и двумя картинами составляла всего 17 000 долларов. Она не прислушалась к моим советам и в 1951 году снялась сразу в четырех фильмах, один из которых — «На Ривьере» с Дэнни Кейем — уж точно не прибавил ей славы. Она продолжала соглашаться почти на все сценарии, что присылала ей студия, и в результате страдала физически и эмоционально. Страдал от всего этого и наш брак.

К моим успехам Джин не ревновала, наоборот, она была счастлива от того, что я смог наконец-то реализовать себя. Но думаю, что в глубине души она скучала по тому Олегу, который так поддерживал ее и оказывал столько внимания в первые годы брака. Теперь я уже не разучивал с ней часами роли; не сидел, когда не был занят по работе, у телефона в ожидании ее звонка вместо того, чтобы пойти развлекаться самому. Я дал Джин понять, что если она и дальше собирается проживать отдельно, то и я не стану ограничивать свою социальную жизнь.