Этот аспект нью-йоркской жизни очень нравился Джин. Когда она приезжала ко мне, мы часто проводили уик-энды с нашими друзьями Боствиками и Резерфордами на Лонг-Айленде. Боствики владели замечательным поместьем в 200 акров (около 80 гектаров) в Вестбери. Настоящая, серьезная охота на лис в Америке доживала свои последние дни; на Лонг-Айленде практически не оставалось свободного пространства для гонки за лисой. Лис, собственно, тоже практически не оставалось, так что мы занимались охотой с приманкой. Но самой большой проблемой были деньги. Для охоты на лис, помимо обширных земельных угодий, необходимо было содержать свору гончих и конюшню лошадей. В середине пятидесятых я тоже держал лошадей для охоты и трех чистокровок, которые участвовали в скачках в Бельмонте и Акведуке. Лошадей тренировала Бетти Босли, но выдающихся результатов они не показали (сам я в то время был так занят, что ни разу не видел их во время состязаний). Самым красивым из моих скакунов был потомок знаменитого Адмирала; он хоть и не добился призов на скачках, но прекрасно проявил себя на охоте.
Джин верхом не ездила; она боялась получить травму при падении и поставить под угрозу свою карьеру. Но они с Лорой Боствик обожали заниматься садом и часто обсуждали эту тему. Члены сообщества охотников были людьми со странностями. Они жили в роскошных поместьях, платили $100 000 за лошадь — эквивалент $1 000 000 сегодня — и подавали на обед только холодные закуски. Выпивка — дело другое, на нее они тратили много, как и на свои туалеты, на оркестр Лестера Ланина[150]
по субботним вечерам, но с едой был полный провал.Женщины в этой компании мне были приятнее, чем большинство мужчин, которые неизменно напивались. Весь уик-энд они находились в полувменяемом состоянии, это считалось у них признаком мужественности. Те из них, кто не служил в кавалерии во время войны, были в морской пехоте, поэтому драки случались часто. Я, как водится, вызывал у них определенные подозрения из-за своей профессии, поэтому не раз вынужден был доказывать свою храбрость.
Но тем не менее это времяпрепровождение мне нравилось. Охота на лис отвечала моим исконным фантазиям; мне на инстинктивном уровне доставляло удовольствие ощущать единение со своими предками. Я участвовал во многих охотах на северо-востоке страны и одно время держал собственных лошадей в фермерской конюшне на границе Пенсильвании и Делавэра. Я был постоянным участником охоты в Смиттауне, исполняя роль выжлятника — человека, который следит за гончими и контролирует их работу. Этого звания удостаивались только лучшие наездники. Егермейстером у нас был Тим Дюран — импозантный мужчина, высокий, стройный, с седыми волосами и орлиным профилем. Он стал моим близким другом. Дюран был одним из тех, кто (как боксер Джимми Макларен) увлекался диетами еще до того, как возникла мода на них. Его пищевые привычки были весьма своеобразны: он тщательно жевал мясо, высасывая из него все соки, а остатки выплевывал. Для интимного обеда на двоих я бы эту систему не рекомендовал, но Тиму она явно подходила — он всегда был в превосходной форме. Он настолько увлекался верховой ездой и охотой, что после того, как лишился ноги в результате несчастного случая, потерял весь интерес к жизни. Он замкнулся и сам приблизил свою смерть.
Я не был одержим охотой, как Дюран, но в 1950-е посвящал ей большинство уик-эндов. В ней участвовали и мои друзья, Хосе Феррер и Ферн Тейлер. Это было требующее больших физических сил занятие, и довольно опасное. Иногда мы проводили время в седле с восьми утра до темноты, даже поздней осенью и ранней зимой, когда уже подмораживало. Мы скакали по узкой меже между полей; уставали и лошадь, и всадник (на день охоты нужны были две верховых лошади), и падения, иногда серьезные, были обычным делом. Вот и со мной произошел случай, чуть не оборвавший мою карьеру охотника.