От Голливуда до Белого дома

Время нашего пребывания в Каннах подходило к концу, и я начал задумываться, что же будет дальше. Я понимал, что всей душой привязан к Грейс, но не знал, чего хочет она. Меня одолевали сомнения и чувство неуверенности в себе. Это было странно. Я наконец-то добился успеха во всех областях своей жизни, преуспел даже больше, чем рассчитывал. Я ухаживал за Грейс смело и решительно и достиг своей цели. Она любила меня. Но я вдруг стал осторожен и ждал, чтобы ситуация разрешилась сама собой.

Как-то вечером в Каннах мы с ней пошли ужинать в маленький ресторанчик на пирсе — не роскошный, но рыбу там умели готовить, как почти нигде на Ривьере. Я заказал бутылку вина, мы стали беседовать. Настроение наше было серьезным, трогательно-взволнованным. Она смотрела на корабли в порту, на прекрасные яхты и сказала: «О, как бы я хотела, чтобы нашелся человек, который увез бы меня на такой яхте далеко-далеко — на Таити, — подальше от этой тяжелой и надоевшей работы».

«Я служил в береговой охране, и, возможно, и есть тот самый человек. Я с радостью откажусь от всех благ цивилизации, если только ты поедешь со мной».

Мы фантазировали на эту тему весь вечер, пока Грейс не перешла к делу. «Что ж, мистер Кассини, — сказала она с легким смешком, — пора расставить точки над i. Ты преследовал меня по всему миру. Что у тебя на уме? Ты ничего не хочешь мне сказать?»

Вообще-то, нет. Меня все устраивало, но добропорядочная католическая душа Грейс Келли ждала от меня большей определенности. «Силу моих чувств к тебе ты видишь, — ответил ей я. — Я буду счастлив продолжать наши отношения в их нынешнем качестве или облечь их в любую форму по твоему желанию, включая брак. Чего хочешь ты?»

«Я хочу строить свою жизнь с тобой, — тихо сказала она. — Хочу быть твоей женой».

«Значит, так тому и быть».

«Это надо отпраздновать, — сказала Грейс. — Давай пойдем в казино».

Я был невероятно счастлив, мне льстило то, что она хочет выйти за меня замуж. Меня переполняли любовь и гордость. Мы заказали шампанское, чтобы отпраздновать помолвку. Это был волшебный вечер. Мы танцевали и даже немного поиграли, и Грейс, как обычно, выиграла. Она играла редко, никогда не теряла голову, и при этом ей всегда сопутствовал успех. Она была настоящим везунчиком, баловнем судьбы, которому дается всё; по моему опыту, именно у таких людей боги всё и отбирают в один момент.

В разгар нашего празднования Грейс, к моему удивлению, заговорила о подготовке к свадьбе c энтузиазмом юной американской дебютантки: где мы поженимся, в какой церкви пройдет венчание, о каком платье она мечтает… «Я немедленно напишу домой и сообщу все родителям, — сказала она. — Мама меня поддержит, я в этом уверена… С папой могут быть сложности. Вы с ним слишком разные».

О да, родители. Я так старался завоевать ее сердце, что совсем упустил из виду мистера и миссис Джон Б. Келли из Филадельфии. Но теперь, когда я о них задумался, я предположил, что отреагируют они на новость так же, как мистер и миссис Тирни в свое время. И те, и другие были яркими представителями американо-ирландской аристократии. Тирни, Келли — большой разницы нет. Папочка наверняка всего добился собственными силами и стал настоящим paterfamilias[169], позволяющим себе развлечения на стороне, но держащим в строгости жену и детей. Мать, раздраженная интрижками отца, зорко следила, чтобы дочь не связала свою судьбу с таким же бабником. А в отдалении еще маячила тень мужественного красавца-брата Джона Б. Келли, копии Бутча Тирни. Он был спортсменом-олимпийцем, гребцом, как и его отец в молодости. Грейс его обожала и называла «Кел-Бел». Вся семья считала его идеалом мужчины и мечтала, чтобы Грейс вышла замуж за кого-нибудь похожего. Я, разумеется, под этот типаж не подходил.

Ну почему мне опять приходится сталкиваться с подобного рода людьми? Они были просто зациклены на своем косном понимании «правильности» и благопристойности. Это было именно их личное восприятие — люди более искушенные внутренне свободны, раскованны и относятся к себе не так серьезно. Не было ни малейшего шанса, что эти упрямые кельты позволят итальянскому казаку умыкнуть одну из своих дочерей. В качестве ее мужа они хотели бы получить аккуратно упакованный, предсказуемый вариант выпускника престижного американского университета. А я слишком хорошо танцевал, чтобы мне можно было доверять. Но, ах, зачем такими неотразимыми были дочери этих семейств?