От Голливуда до Белого дома

Чтобы их сшить, потребовалось некоторое время, и к генеральной репетиции в Бостоне костюмы еще не были готовы. Тодд начал орать: «Где дизайнер? Я убью его, убью!»

На глазах у сотни человек продюсер, который умел очаровать любого, устроил мне жуткий разнос: «Кассини, сукин сын, ты вообще ничего не умеешь! Ты меня разоришь! Где костюмы?»

«Костюмы будут готовы, как только ты за них заплатишь, сукин сын, — ответил ему я. — А если тебе не нравится, как я работаю, я готов уйти прямо сейчас».

И с этими словами я удалился, но Тодд, как и следовало ожидать, быстро меня догнал: «Послушай, Олег, я погорячился, но мне же надо было что-то сказать. Мне нужно было какое-то оправдание…»

«Послушай, Майк, — сказал ему я, — ты хороший парень, но никогда не используй меня в качестве оправдания. Найди деньги, или шоу не будет».

Деньги он нашел. Представление состоялось, хотя все изначально запланированные костюмы доделать так и не удалось.

Майку Тодду опять удалось выкрутиться, шоу «Что касается девушек» принесло ему прибыль. Мою работу критики хвалили, а вот сам я был разочарован. Я надеялся, что мое имя на афише станет залогом новых приглашений в бродвейские спектакли, но этого не случилось. Мне пришлось вернуться к привычной работе в кино и делать костюмы для фильмов, в том числе и тех, где играла Джин. В конце 1940-х она снялась в нескольких картинах Отто Премингера, надеясь возродить магию «Лоры», но ей это не удалось.

Премингер был вспыльчивым, нахрапистым, часто повышающим голос человеком (впоследствии будут ходить слухи, что именно он довел Джин до сумасшествия, но это не так). Он обладал неиссякаемым запасом энергии. «У американцев есть дурацкая привычка, — как-то сказал он мне, — сначала они работают как проклятые и начинают наслаждаться жизнью, лишь когда обретают деньги и власть. Если вообще начинают. Мне кажется, что нужно жить полной жизнью каждый день. Вчера, например, я ужинал в ресторане с одной актрисой, потом мы с ней всю ночь занимались любовью. Всю ночь! А сегодня я целый день работаю».

Он стоял передо мной, как задиристый петушок, словно ожидая моих комплиментов в свой адрес. «Теперь картинка сложилась, Отто, — сказал я. — Неудивительно, что у тебя всегда такое паршивое настроение. Ты так выматываешься, что просто не можешь себя контролировать».

На самом деле, отношения у нас были неплохие. Он даже дал мне небольшую роль в фильме «Там, где кончается тротуар». Я играл дизайнера по имени Олег Майер, и мое исполнение вполне соответствовало невысокому уровню картины. Зато платье, которое я создал для Джин в этом фильме, журнал поклонников кино назвал «самым смелым платьем года», а Премингер называл его «опасным». Оно было из красного бархата, сильно облегающее, силуэта «русалка»; Джин говорила, что не может сделать в нем больше шести шагов. У платья было очень глубокое декольте, а держалось оно на затейливо переплетенных тоненьких бархатных бретельках. Позже в нем позировала для студийных фото Мэрилин Монро.

Когда Джин поехала в Лондон сниматься в фильме «Ночь и город» с Ричардом Видмарком, мы получили возможность побывать вместе в Европе. Мы съездили в Париж и отдохнули в Довиле. Европа в те годы была прекрасна; оправляясь от последствий войны, она раскрывалась, как великолепный цветок. Оптимизм, настроение людей — все это имело заразительное воздействие. Довиль выглядел, словно во времена действия романа Колетт «Жижи»[137]: ореол романтики, роскошь, казино и дождь. Впрочем, он и сейчас мало изменился.

Нас с Джин часто приглашали на вечеринки и загородные уик-энды. Все это было замечательно, но тревожные мысли меня не покидали. Мне исполнилось тридцать шесть, и я недоумевал, почему никак не приплывет в гавань мой корабль: у меня ведь был талант, нужные связи и уверенность в себе.

Джо Кеннеди[138], которого я повстречал в Палм-Бич, советовал мне не сдаваться: «Если вы не добьетесь успеха сейчас, вы никогда его не добьетесь. Вы же не хотите всю жизнь проработать на кого-то и не чувствовать себя свободным. Станьте эгоистом и следующие пять лет думайте только о себе и своей работе. А просто говорить „ничего, я попытаюсь еще раз“ и биться головой о стену — этого мало».

Я приучил себя думать в первую очередь о Джин, о том, что ее карьера важнее моей. Я был привязан к ней тысячью невидимых нитей, но характер наших взаимоотношений начал меняться. Джин было все труднее сконцентрироваться на работе, она стала подвержена частым и абсолютно непредсказуемым сменам настроения. Карьера ее буксовала; ей еще присылали сценарии, но уже не того качества, что «Лора» и «Острие бритвы». Решение, в каком фильме сниматься, всегда давалось ей непросто, а тут, раз за разом, она делала неправильный выбор. Она сама была всем этим напугана, и я тоже за нее беспокоился. Джин нуждалась во мне больше, чем когда-либо, и Тина с Дарией тоже нуждались во мне.