От Калуги до Берлина

Однажды после такой изнурительной работы случилось неприятное событие. Мы, четверо наездников – Вислогузов, Утишев, Павлов и я, для покрытия крыши землянки таскали брёвна. С утра беспрестанно шёл дождь. Грязные, до ниточки промокшие, мы продолжали работать. Среди деревьев стало заметно, как день начинает соединяться с ночью, а нам надо дотащить это бревно метров пятьдесят – шестьдесят. Все настолько устали, даже разговаривать не было сил. Мы молча взялись за бревно и построились друг за другом. Хотя брёвна были небольшие, метра четыре в длину, но они были сырые, вдобавок мокрые и скользкие. Из последних сил мы подняли это тяжеленное бревно. Утишев и Павлов схватили спереди, Вислогузов и я – сзади. Осторожно между деревьями зашагали в сторону землянки.

Не успели продвинуться даже на несколько шагов, как впереди идущий Утишев по неосторожности наступил на скользкий ствол какого-то дерева, споткнулся и упал. Павлов не мог один удержать такую тяжесть. Из его рук бревно соскользнуло и одним концом грохнулось о землю. Неудержимая тяжесть теперь навалилась на нашу сторону. Мокрое бревно соскользнуло из наших рук и при падении ударилось об небольшой пень, тут же на лету стукнуло по спине лежащего Утишева. Если бы не этот спасительный пенёк, Утишева могло бы сильно покалечить. Василий Иванович с истошным криком «Ой!» застыл на месте. Мы тоже в страхе за жизнь своего товарища в молчаливом отчаянии встали как вкопанные. Очнувшись, мы все разом побежали к Утишеву. Какое-то время он лежал молча. Затем самозабвенно стал ругаться неслыханно сложным матом. Мы, охватив его с двух сторон под мышки, поставили на ноги.

– Что? Сильно задело?

– Нет, совсем не больно! Я просто упал, – сказал он, продолжая материться.

– Ты чего тогда материшься? Кто виноват, что ты под ноги не смотришь? – сказал с упрёком Павлов.

– Кто, кто? Не понимаешь? Ты, конечно. Ещё бы чуть-чуть, пришёл бы мне каюк, – огрызнулся Утишев.

– Ладно, прости, Василий. Не смог удержать. Как налим выскользнуло из рук, – извинился Павлов. Казалось, что он уже пожалел о своих словах. – Пора уже заканчивать, а то скоро совсем стемнеет.

– Нужно дождаться старшины, потом и остановимся, – сказал я.

Все дружно зашагали за Вислогузовым в сторону нашей палатки.

– Хорошо, что бревно полностью на меня не упало. Это сырое тяжёлое бревно изрядно могло покалечить. Убить бы не убило, но калекой бы сделало. Что бы я тогда делал? Калекой бы вернулся с фронта? Как бы такое я людям объяснил? «Меня на фронте бревном придавило!» Могли подумать, что это я специально, чтоб избежать фронта. Меня бы даже петухи обсмеяли.

– Чего вы там шумите? – спросил старшина Дружинин, приближаясь к нам.

– Мы не шумим. Советуемся, как эти брёвна доставить по-другому. Ведь чуть беда не случилась, – сказал Вислогузов и рассказал о случившемся.

– Давайте, парни, посмотрим лошадей и надо спешить на кухню. Вы сегодня и так много сделали, порядком устали, – позвал всех старшина.

Лошадям дали на ночь корм, сами тоже поужинали. Сразу после ужина я должен был встать на пост. Чтобы не намочить под дождём шинель, я решил накинуть на себя плащ-палатку. Прошло совсем немного времени, как под плащ-палаткой остыли насквозь влажное бельё, гимнастёрка на теле, и началась какая-то внутренняя мелкая дрожь. Как-никак приближался октябрь месяц. В такое время года ночь быстро отдаёт свою прохладу. Уставший, целый день работая под проливным дождём, вместо того чтобы спать под тёплой шинелью, стою и трясусь от холода. Крупные капли дождя вскоре стали выстукивать барабанную дробь по плащ-палатке. От такого стука заложило уши, и я почти ничего не слышал. Я был вынужден время от времени выставлять одно ухо наружу и прислушиваться. Было тихо. Только слышалось, как листья шепчутся с дождём. Ночь была глухой и загадочной. Сквозь дождевую пелену всё вокруг казалось расплывчатым. Успокаивало лишь осознание того, что я стою на родной земле, и этот лес принадлежит моей стране, а значит, и мне. Это придавало силы. Однако надо быть очень бдительным. Разве мало фактов, когда враг хотел прорваться в глубь нашей обороны? А сколько в нашем тылу переброшенных противником предателей? Им, конечно, было бы очень интересно добраться до секретных пакетов в ПСД.

Холодный осенний дождь и не думает перестать. Казалось, у меня заледенело всё тело. Ботинки промокли насквозь – никакая обувь не выдержит такого долговременного нахождения в воде. Весь мокрый, почти час я стоял без движения, затаив дыхание. Не хватало ещё схватить простуду! Чтобы хоть чуть-чуть согреться, я стал подпрыгивать на одном месте. Затем немного разгорячился, схватил карабин, командуя себе «Руби!», «Коли!», стал выделывать резкие движения. Я почувствовал, как по телу пошло тепло. А когда пробежал вокруг землянки, вовсе стало хорошо, показалось, что немного потеплело. К середине ночи тучи стали расходиться. Дождь перестал. Вскоре меня заменил Игнат Макарыч.

– Иди отдыхай! – сказал он, шагая в мою сторону.