От кочевья к оседлости

На другое утро самым первым спозаранку явился на бригадную усадьбу старый Пил. Уж его восторгам конца но было. Новенькое здание, сиявшее в ранних лучах яркого солнца, возникло здесь, в захолустье, словно по волшебству. Старик обошел кирпичное здание со всех сторон, ощупал стены, оконные рамы.

— Это — только первая ласточка, — сказал на митинге Дооху. — Скоро в каждой бригаде мы построим не только красные уголки, но и крытые загоны для скота. Причем для маток — отдельно, для молодняка — отдельно. В каждый бригадный центр проведем электричество и телефон.

— Неужели это возможно? — не выдержал Цамба. — Ведь в некоторых сомонных центрах электричества еще нет, а мы уже о бригадных центрах речь ведем.

— Вечно ты во всем сомневаешься, Цамба, — толкнул его в бок старый Пил. — Разве ты еще не усвоил, что наш председатель слов на ветер не бросает? Сидел бы уж лучше и помалкивал.

А Дооху тем временем продолжал рисовать перед аратами заманчивые картины недалекого будущего.

РАДОСТИ И ПЕЧАЛИ ДООХУ

Дооху опять получил вызов в аймак. Привыкший в последнее время к тому, что подобные вызовы не предвещают ничего хорошего, он поначалу не испытал ничего, кроме недоумения. Его приглашали на съезд передовиков сельхозобъединений. Именно его, переведенного из членов партии в кандидаты. Не связано ли это с недавним визитом в его объединение секретаря аймкома и председателя аймачного исполнительного комитета? Они обстоятельно и придирчиво знакомились с ведением дел в объединении «За коммунизм» и, казалось, остались довольными. Мало того, с секретарем аймкома Дооху имел долгий откровенный разговор. Дооху сказал секретарю, что его что-то постоянно гложет, словно сидит в самой глубине сердца заноза. Похоже, после этой встречи секретарь переменил свое отношение к Дооху. Он даже намекнул на то, что не уверен в справедливости наложенного на него, Дооху, взыскания. И вот приглашение на съезд. Значит, ему доверяют.

Вместе с Дооху должен был ехать и секретарь партячейки объединения товарищ Сурэн. Он тоже был делегатом съезда.

Поздним вечером председатель пошел к Сурэн у сообщить эту новость. Он застал его за неторопливым вечерним чаепитием. У Сурэна редко выдавалась свободная минута, чтобы вот так спокойно посидеть за чашкой чаю. При виде председателя он даже переменился в лице. Уж коли Дооху явился к нему в столь неурочный час, значит, случилось что-то нехорошее.

— Присаживайся к столу, — пригласил он гостя. — В кои-то веки почаевничаем вместе.

— С удовольствием!

Хозяин усадил председателя на почетное место, двумя руками почтительно подал чашку, полную ароматного, круто заваренного чаю, разбавленного жирным молоком.

Дооху с наслаждением сделал несколько больших глотков, зажмурился от удовольствия. Только сейчас он вспомнил, что сегодня не успел пообедать, и жена опять будет на него за это сердиться.

— Значит так, — сказал он. — Мы с тобой завтра едем в аймак, а оттуда почти сразу же на аэродром.

— Да что случилось?

— Нас посылают на съезд передовиков сельскохозяйственных объединений.

— Ох! — засмеялся Сурэн. — Что же ты сразу не сказал, Дооху? Я ведь решил, что у тебя снова неприятности. Утешать собирался.

— Не надо меня утешать, — нахмурился Дооху. — Собирай вещички, выезжаем чуть свет.

— Выходит, успехи нашего объединения сами за себя говорят, — довольно улыбнулся Сурэн. — Что ж, это справедливо. — Он хотел было добавить, что он как секретарь партячейки не сидит сложа руки, безучастно наблюдая, как несправедливо обходятся с председателем, но воздержался — Дооху раз и навсегда запретил Сурэну заступаться за него. И тому стоило немалых усилий, чтобы украдкой отлучиться в аймак, потолковать с ответственными работниками. Он всячески пытался переменить мнение руководства о Дооху. Выдвижение председателя на съезд передовиков показалось Сурэну добрым знаком.

— Правда все равно восторжествует, — осторожно начал он, но тут же осекся, заметив, как тотчас посуровело лицо его друга. — Ну, не буду, не буду, извини…

На аймачном аэродроме царило многолюдье и суета, как всегда перед отбытием очередного рейса. Сейчас улетавших было меньше, чем провожающих, — у Дооху чуть не полгорода было друзей и знакомых. Один из его бывших сослуживцев, желая подбодрить друга, украдкой шепнул ему на ухо:

— Слыхал я, на съезде будут многих награждать, и тебя в том числе. Так что заранее поздравляю, — и сунул ему в руки сверточек — три пачки папирос и бутылку водки. — Обмоешь награду!

— Какие там награды! — отмахнулся Дооху, но подарок взял, не обижать же человека.

А спустя несколько часов самолет приземлился на улан-баторском аэродроме. Делегатов усадили в специальный автобус и отвезли в гостиницу. Дооху и Сурэн расположились в одном номере. Сурэн первым ринулся в ванную — умыться с дороги, так что он даже не слышал, когда в номере пронзительно зазвенел телефон. Трубку снял Дооху.

— Здравствуйте, — произнес в трубке звонкий женский голос — С кем я говорю?

— С Дооху.

— Вы-то мне и нужны! Сейчас за вами приедут. Вас ждет министр сельского хозяйства.