От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю

Гёте не ограничивался китайскими романами. В круг его чтения входили народные сказки, сербская поэзия, классическая индийская драма (одним из источников вдохновения для трагедии «Фауст» послужила написанная на санскрите пьеса «Шакунтала») и конечно же «Тысяча и одна ночь». Гёте еще в детстве был очарован этим собранием сказок. Их читали ему точно так же, как Шахразада рассказывала их царю, – вечер за вечером, останавливаясь на самом интересном месте. Маленький Гёте обладал более развитым воображением, чем царь Шахрияр: он каждую ночь придумывал окончание истории, по утрам рассказывал его родителям, а потом вместе с ними сравнивал с оригиналом. Повзрослев, он проникся еще большим интересом к арабскому миру и даже написал пьесу о пророке Мухаммеде («Песнь Магомеда»). Вольтер, знаменитый писатель эпохи Просвещения, славившийся, в частности, литературными провокациями, тоже написал о пророке пьесу, в которой представил его мошенником. Гёте, напротив, показал Мухаммеда харизматичным наставником, сумевшим превратить рассеянные племена кочевников пустыни в необоримую единую силу.

Самым значительным автором из всех, к которым обращался Гёте, был средневековый персидский поэт Хафиз. Гёте настолько проникся его творчеством, что написал большую книгу стихов «Западно-восточный диван» и сопроводил ее «Статьями и примечаниями к лучшему уразумению “Западно-восточного дивана”». Не имея возможности посетить Персию, он увидел оазисы и великие города в своем воображении – с помощью поэзии Хафиза[554].

Читательские пристрастия Гёте ставили в тупик не только его ограниченного секретаря, но и большинство современников и друзей. Вильгельм Гримм, знакомый с Гёте, в чрезвычайной растерянности писал брату Якобу: «Он всецело поглощен Персией, составил собрание стихов в манере Хафиза… и читает и разъясняет “Хао цю чжуань” [“Приятную историю”]»[555]. Братья Гримм, младшие современники Гёте, посвятили жизнь немецкому народному искусству. Они собирали волшебные и бытовые сказки и тогда едва приступили к монументальной работе – публикации результатов своих изысканий, которые впоследствии получили известность как «Сказки братьев Гримм» (их имя получил и крупнейший словарь немецкого языка). Сосредоточенные на популярных творениях собственной культуры, они не разделяли космополитического интереса Гёте к мировой литературе. Этот интерес вообще мало кто разделял: друзьям разве что хватило остроумия подарить писателю на день рождения тюрбан[556]. Гёте невозмутимо продолжал наслаждаться всемирной литературой как читатель и восхвалять ее как писатель. Высокий авторитет позволял ему игнорировать чужие мнения и повиноваться собственному любопытству.

Знакомству Гёте с этими произведениями способствовал не только печатный станок Гутенберга, изобретенный триста с лишним лет назад, но и наличие колониальных империй. Горстка европейских держав организовала торговлю по всему земному шару, а через некоторое время европейские торговцы не только крепко обосновались в облюбованных странах, но и взяли под контроль внутренние районы. Поначалу лидировали Португалия и Испания, но вскоре положение доминирующих колониальных империй перешло к Англии и Франции. Все больше и больше территорий – ценой огромных человеческих потерь – попадало в торговую или полную зависимость от метрополий. Часто правительства предоставляли управление колониями корпорациям вроде Ост-Индской компании, получавшим исключительные полномочия.

Империализм, возникший по чисто экономическим причинам, сделал полезным, даже необходимым усвоение определенного минимума знаний об иностранных культурах. Некоторые из агентов метрополий интересовались языками и письменностью обитателей мест своего пребывания, и вскоре в Европу начали поступать фрагменты переводов (в числе которых оказался и первый прочитанный Гёте китайский роман). Затем появились и специалисты по этим культурам – первое поколение ориенталистов, профессией которых стало изучение литературы и культуры Ближнего и Дальнего Востока. Именно так и переводилась большая часть иностранной литературы, попадавшей в Европу, – в том числе и та, которую читал Гёте.

Глобальная торговля литературой осуществлялась в обе стороны. Европейские агенты и ориенталисты не только переводили и импортировали на Запад местную литературу, но и доставляли в колонии собственные книги и технологии печати. Португальские и испанские торговцы организовали первую типографию в Индии (прежде та радушно встречала китайских монахов-буддистов и ученых, научилась пользоваться бумагой, но не восприняла книгопечатания)[557]. Часто европейские ориенталисты в содружестве с учеными из колоний возвращали в оборот и распространяли литературные тексты, которые до того времени оставались принадлежностью малочисленных элит. Не только силой и угнетением, но и с помощью книгопечатной технологии колониализм соединял по-новому литературные традиции.