От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю

Отбыв ссылку, он выехал в Европу, где много читал и писал, объединяя историю с призывами к действию в манере «Манифеста». Он понял и то, что этот текст, созданный в иное время и в ином месте, необходимо обновить и связать с конкретной ситуацией в России. Дожидаясь такого стечения обстоятельств, когда можно было бы взяться за осуществление «Манифеста» на практике, Владимир Ульянов взял себе новую фамилию: Ленин. Через полвека с лишним после того, как «Манифест Коммунистической партии» увидел свет, у него нашелся идеальный читатель, готовый воспользоваться не самым понятным текстом для того, чтобы изменить курс истории.

Во время Первой мировой войны Ленин жил на улице Шпигельгассе, в доме 14, в старом центре Цюриха. Совсем рядом, в доме 1 по той же Шпигельгассе, находился ресторанчик, хозяин которого разрешил группе художников и просто эпатажников самой разной национальной и государственной принадлежности открыть в своем помещении кабаре. Группа устраивала там поэтические чтения, представления и странные действа с бессмысленными сюжетами и какофонической музыкой, участники которых часто рядились в необычные костюмы геометрических форм. Но основным занятием этой группы было составление и распространение манифестов, в которых они провозглашали возникновение революционного направления в культуре – дадаизма – и одновременно осуждали все произведения искусства, возникшие до его появления. Как же группе провокаторов от культуры пришло в голову написать манифест в традиции «Манифеста Коммунистической партии»?

Эпатажное представление в цюрихском кабаре «Вольтер», месте рождения дадаизма. 1916 г. Оригинал картины Марселя Янко утрачен, но фотография сохранилась

После того как ушли из жизни Маркс и Энгельс, «Манифест» нашел сторонников и последователей не только среди профессиональных революционеров, таких как Ленин, но и среди художников. Неординарная сила этого текста, сочетающего великую историю с призывом к действию, импонировала художникам, которые стремились изменить лицо искусства. Сначала нерешительно, потом все смелее в Европе стали появляться художественные манифесты; это увлечение началось течениями натурализма и символизма, на смену которым пришли футуризм и дадаизм. Каждый раз малочисленные группы художников, зачастую возглавляемые какой-то харизматичной личностью, осуждали все традиционное искусство от имени неопределенного на тот момент будущего. Реалистическая живопись, традиционная литература – все это должно было закончиться. Неясным оставалось, что шло им на смену. Случалось, что художники выпускали манифесты, объявляющие о рождении нового направления, даже раньше, чем в его рамках создавались какие-то произведения, – как будто сочинение манифестов стало важнее действительного создания произведений искусства. Когда же идеологи новых направлений возвращались к художественному творчеству, их работы походили на их же манифесты пронзительным тоном, агрессивным отношением к аудитории и нескрываемым тщеславием[593].

Лавина художественных манифестов и массового зарождения течений, связанных с ними, разразилась задолго до Первой мировой войны; но именно в эту страшную эпоху они обрели громкий голос и авторитет, поскольку ясно формулировали всеобщее ощущение того, что европейская культура рвется по швам. Понятно, что искусство XIX в. не могло воздать должное механизированной бойне траншейной войны. Из всех новых авангардистских групп лучше всего поняли ее явную бесцельность и нелепость дадаисты, обосновавшиеся в своем кабаре «Вольтер» в старом центре Цюриха. Маркс был далеко не чужд культуре – его письма полны цитат, особенно из Шекспира, – но меньше всего думал о вдохновляющем революционном искусстве. Да и вряд ли он, с его относительно консервативным вкусом, принял бы такое искусство.

У Ленина, вероятно, тоже нашлось бы что возразить, но он не имел понятия, что побочное дитя «Манифеста Коммунистической партии» обосновалось прямо через дорогу от квартиры, которую он снимал. Он был слишком сосредоточен на анализе хода войны и ее воздействия на Россию, где обстановка накалялась. К февралю 1917 г. количество забастовок и демонстраций стремительно нарастало, полицейские и солдаты присоединялись к демонстрантам вместо того, чтобы арестовать их. Царь отрекся от престола в пользу своего брата, а тот благоразумно отказался от этой чести. Россия осталась без повелителя[594]. Было сформировано Временное правительство, а рабочие и солдаты в это время создавали свои органы власти, которые назвали Советами, и избирали представителей для формирования нового парламента. Ленин понял, что пришло время действовать. Германия была в состоянии войны с Россией, но немецкие власти позволили Ленину пересечь свою территорию, и он через Финляндию въехал в революционную Россию.