От Носке до Гитлера

Конечно, глава прусского полицейского ведомства не мог не остановиться на тех обвинениях, которые предъявлялись к его подчиненным и нашли себе место не только в коммунистической, но даже и в левобуржуазной печати (только, конечно, не в „Форвертсе“), а именно обвинения полиции в том, что она совершенно открыто при всякого рода столкновениях становится на сторону фашистов. Действительно, мелкая хроника даже левобуржуазной печати была в те времена переполнена заметками, из которых явствует, что полиция является на место столкновения быстро только в тех случаях, когда рабочие оказывают фашистам должное сопротивление. Если же, как это чаще случается, толпе фашистов удается напасть в темном переулке на несколько безоружных рабочих, то полиция господина Зеверинга прибывает на место столкновения в темпах, приличествующих только жандармам Оффенбаха, которые, как известно, „прибывают всегда слишком поздно“. Зеверинговские защитники демократии прибывают только тогда, когда на месте столкновения валяется несколько трупов зверски убитых рабочих, да еще огромные лужи крови свидетельствуют о происшедшем кровавом налете фашистов. Полиция тогда начинает энергично искать виновников, производя обыски в поисках оружия в квартирах рабочих и помещениях организаций коммунистической партии! Следует ли удивляться, что она при такой постановке розыска виновных никогда не находит?

Господин министр этих фактов отрицать не может, но он пытается доказать своим слушателям, что печать, как всегда, эти факты слишком обобщает и выдает частичные происшествия за общее явление. Вообще же такие неправильные действия полиции принадлежат к „изжитому“ прошлому, и он, конечно, принял самые энергичные меры, чтобы ничего подобного в будущем повториться не могло!

Его превосходительство кончило свой доклад. „Республиканцы“ устроили господину министру соответствующую овацию. Все обошлось бы весьма прилично, и „Форвертс“ мог бы на следующий день доложить своим читателям о грандиозной антифашистской демонстрации, организованной его партией, если бы несколько энтузиастов не испортили все дело и если бы действительность, которая куда романтичнее и красочнее любого художественного вымысла, не написала к докладу господина министра полиции весьма своеобразный эпилог или постскриптум. Слушатели высокопоставленного докладчика так преисполнилась чувства преданности республике и благодарности демократии, что они из зала, где выступал министр, не разошлись просто по домам, а пошли демонстрировать на Лейпцигштрассе, потрясая воздух возгласами: „Да здравствует республика!“ Некоторые энтузиасты прибавляли: „Да здравствует ее защитник Зеверинг!“ Тут случилось однако то, что обыкновенно случалось в столице „демократической“ республики, когда полиция видела, что она имеет перед собой не фашистскую демонстрацию и не „волеизъявление“ о предоставлении власти Адольфу Гитлеру. Полицейские дубинки начали гулять по спинам горе-демократов, а несколько „зачинщиков“ и особо злостных крикунов были задержаны и со свойственной прусской полиции энергичной „вежливостью“ были отправлены в ближайший полицейский участок. Господину министру внутренних дел, который мирно пил пиво со своими товарищами из социал-фашистского руководства и переживал столь приятное чувство исполнения республиканского долга, пришлось самолично отправиться в участок, чтобы освободить задержанных республиканцев, которые несколько неожиданно получили от зеверинговских молодцов наглядный урок того, что представляет собой „демократия“ господина Зеверинга.