От отца к сыну. Как передать ребенку христианские ценности

– Открой, говорю тебе, – повторил Джеппетто, – а не то, как войду, покажу тебе кошку! – Но я вправду не могу стоять, поверьте мне. Ах, я несчастный, несчастный! <…>

Джеппетто, предположив, что все эти вопли не более как очередная проделка Деревянного Человечка, решил положить ей конец, влез на стену и проник в комнату через окно.

Потрясающе. Бог входит в жизнь человека совершенно необычным образом. Такого способа человек не мог себе и представить. Мог ли человек, осознавая свою неспособность, невозможность открыть дверь Богу, – мог ли он вообразить, что Бог войдет к нему через окно? Мог ли человек, осознавая свою неспособность стать Богом, помыслить, что Бог сможет стать таким, как он? Мог ли человек, неспособный летать, представить себе, что Бог сойдет на землю и родится в хлеву, станет ребенком и умрет на Кресте, чтобы составить человеку компанию, чтобы спасти его? Бог неизменно входит в историю абсолютно непредвиденным образом, выбивающимся за рамки любых схем: через окно, а не через парадный вход! Нежданно, непредвиденно, бескорыстно.

Он приготовился было, не откладывая в долгий ящик, проучить наглеца, но, когда увидел своего Пиноккио, распростертого на полу и действительно безногого, жалость охватила его. Он взял Пиноккио на руки, обнял его и облобызал тысячу раз. По его щекам в это время катились крупные слезы, и он сказал, всхлипывая:

– Мой Пиноккушка, как это ты ухитрился спалить себе ноги?

Народ Мой, что ты наделал? Куда ты забрел? Пиноккио начинает рассказывать ему всю свою историю…

И бедный Пиноккио заплакал и завыл так громко, что было слышно за пять километров. Джеппетто, который из всей этой бредовой речи понял только одно…

Что его мучает сильнейший голод! В конце концов, Бог смотрит не на бесконечную череду небылиц, которые изливает ему Пиноккио. Он смотрит на него самого и видит его нужду, принимает к сердцу его нужду. Бог – милосердие, Он обнимает человека в его нужде.

Джеппетто <…> вытащил из кармана три груши, подал их Пиноккио и сказал:

– Эти три груши, собственно говоря, мой завтрак, но я охотно отдаю их тебе. Съешь их на здоровье.

И человек – тотчас, в тот самый миг, когда Бог идет навстречу ему, перелезает через окно, обнимает его, прощает, целует и теперь отдает ему Свой завтрак, чтобы тот утолил голод, – человек уже возгордился и думает, что все вокруг обязаны служить ему.

– Если вы хотите, чтобы я их съел, то очистите их, пожалуйста.

Даже перед лицом Бога человек немыслимым образом выражает претензии. Биффи делает одно из самых парадоксальных своих предположений: «Иногда кажется, что, даже когда человеку удастся в конце времен попасть в рай, он и там будет привередливо оглядываться вокруг, всем своим видом давая понять, что видал места и получше в своих краях». Мы действительно такие: мы способны войти в рай с видом человека, видавшего места куда более приглядные.

Затем Джеппетто дарит Пиноккио букварь. Букварь – это разум; человеку доверен разум, то есть способность рассуждать, способность быть. Школа – обретение самосознания, путь к познанию добра и зла. Приобщение к жизни Бога, то есть Джеппетто, участие в познании добра и зла, то есть истины, истинной жизни. Именно такой должна быть настоящая школа. Пиноккио дает миллион обещаний, как всегда делают люди… Что же позволяет людям после всех обещаний избежать такой детали, как обязанности повседневной жизни?

Представление о том, что завтра они сотворят невесть какие великие вещи.

– Я куплю своему отцу красивую новую куртку, желательно из золота и серебра, с пуговицами из самоцветных камней.