От первого лица

Стрелки часов перевалили половину первого, но домой так никто и не вернулся, поэтому я обулся в прихожей и вышел из дома. Миновал сосновую рощу, на станции сел в подошедшую электричку и вернулся домой. Осенний день был удивительно тих.

В третьем часу мне позвонила подруга.

– Мы же договаривались на следующее воскресенье! – сказала она.

Я вовсе не был в этом уверен, но раз она это утверждала, наверное, так и было. Выходит, я сам напутал по невнимательности и поехал встречаться с ней на неделю раньше. Пришлось кротко извиниться.

Только я решил не рассказывать, что беседовал с ее старшим братом, пока дожидался ее – хотя беседой это вряд ли можно назвать: я только слушал его монолог. Мне показалось, что лучше и не упоминать, как я читал ему вслух «Зубчатые колеса», как он поведал мне о своем недуге. К тому же у меня было некое предчувствие, что брат подруге и не рассказывал о том, что теряет память. А раз так, то с чего бы мне?

Со старшим братом моей подруги мы свиделись еще раз лет восемнадцать спустя, где-то в середине октября. Мне уже исполнилось тридцать пять, и мы с женой жили в Токио. Окончив местный университет, я обосновался в столице, ушел с головой в работу и в Кобэ почти не ездил.

Как-то под вечер я поднимался на Сибуе по склону – шел забрать из ремонта ручные часы. Шагал себе, о чем-то рассеянно думая, – как вдруг меня окликнул со спины мужчина, с которым мы разминулись.

– Простите, – сказал он. По интонации сразу стало понятно – человек из Кансая. Я обернулся: мужчина незнакомый, с виду чуть постарше меня и немного выше ростом. На нем был серый пиджак из плотного твида, кремовый кашемировый свитер с круглым вырезом и коричневые брюки. Коротко стриженный, крепко сложенный, как спортсмен, загорелый (похоже, на поле для гольфа). Черты лица грубоваты, но в целом человек вполне симпатичный – и явно безбедный. Пожалуй, и воспитан хорошо. – Не помню вас по имени, но это не вы когда-то ухаживали за моей младшей сестрой? – спросил он.

Я пригляделся к его лицу, но так и не вспомнил.

– Вашей младшей сестры?

– Саёко, – произнес он. – Кажется, вы вместе учились в старших классах.

И тут мне в глаза бросилось пятнышко томатного соуса на его кремовом свитере. Мужчина выглядел вполне опрятно, отчего пятно это и показалось мне таким неуместным. Вдруг меня осенило: это ведь тот сонный парень в темно-синем свитере с отвисшим круглым воротником и хлебными крошками на груди. Такие привычки и склонности со временем не отмирают.

– Вспомнил! – сказал я. – Вы брат Саёко. Мы виделись как-то раз у вас дома.

– Да, ты еще прочел мне тогда «Зубчатые колеса» Акутагавы.

Я рассмеялся.

– Однако как в такой толпе вам удалось меня узнать? Мы же встречались всего однажды, да и то давно.

– Не знаю, но я помню в лицо всех, с кем когда-либо виделся. У меня с детства отличная память на лица. Да и ты с тех пор почти не изменился.

– А вот вы изменились очень сильно, – сказал я. – Совсем другой человек.

– Много воды утекло, – улыбнувшись, ответил он. – Как тебе известно, одно время мне было очень непросто.

– А как поживает Саёко? – поинтересовался я.

Он как-то беспокойно отвел в сторону взгляд и размеренно и глубоко вздохнул, словно измерял плотность окружающего воздуха.

– Разговаривать в толпе на дороге как-то не хочется. Может, куда-нибудь зайдем? Если не торопишься, – произнес он. Я ответил, что срочных дел у меня нет.

– Саёко больше нет, – тихо произнес он. Мы сидели за пластмассовым столиком первой подвернувшейся кофейни.

– Больше нет?

– Умерла. Три года назад.

Я буквально онемел. Как будто язык во рту, разбухая, становится больше и больше, и я попытался было сглотнуть накопившуюся слюну, но толком так и не смог.

В последний раз мы с нею виделись, когда ей исполнилось двадцать. Получив накануне водительские права, она усадила меня в «тоёту-краун-хардтоп» (отцовскую) и повезла на самую вершину горы Рокко. Водила она еще неуверенно, но за рулем все равно казалась мне очень счастливой. Из радиоприемника, конечно же, лилась мелодия «Битлз», это я хорошо помню. «Hello Goodbye»: «Ты говоришь прощай, я говорю привет!» Если помните, их музыка окружала нас повсюду – ею, как обоями, было оклеено все.

У меня в голове не укладывалось, что она умерла, стала прахом, что нигде в этом мире ее больше нет. Какая-то нелепость.

– Умерла? Как? – спросил я этим своим пересохшим голосом.

– Покончила с собой, – ответил он, словно бы тщательно подбирая слова. – В двадцать шесть вышла замуж за коллегу по страховой компании, родила двоих детей, а потом свела счеты с жизнью. Ей было тридцать два.

– А как же дети?

Старший брат моей бывшей подруги кивнул:

– Остались старший мальчик и младшая девочка, их воспитывает ее супруг. Я тоже время от времени заглядываю проведать. Детишки славные.

Я все еще никак не мог поверить: моя бывшая подруга решает покончить с собой, оставив двоих маленьких детей.

– Но почему?

Он покачал головой: