Когда мне было девять, осенью в Японию на товарищеские игры с национальной сборной прилетела команда «Сент-Луисские Кардиналы». В самый расцвет карьеры великого Стэна Мьюзиэла. Против него выставили лучших японских подающих Инао и Сугиуру[23]
. Прямо-таки фантастическое противоборство – и мы с отцом отправились на стадион «Косиэн» им насладиться. Наши места оказались у внутреннего поля напротив первой базы. Перед началом игры «Кардиналы» сделали круг по стадиону, бросая зрителям мягкие теннисные мячи с автографами. Зрители вскакивали и с воплями их ловили. Я остался сидеть, рассеянно наблюдая за происходящим: все равно б не поймал. Но уже в следующий миг такой мяч оказался у меня – просто взял и случайно упал мне точно на колени. Хлоп! – прямо как откровение.– Молодец, – сказал тогда мне отец – с какой-то смесью удивления и восхищения. Когда в тридцать лет состоялся мой писательский дебют, отец произнес примерно то же. Отчасти с удивлением, отчасти с восхищением.
Это, пожалуй, и было одним из самых ярких впечатлений моего детства. А то и вообще самым благословенным в жизни. Может, и бейсбольный стадион я полюбил из-за этого. Тот драгоценный белый мячик, упавший мне на колени, я, конечно же, бережно отнес домой. А вот что стало с ним дальше, не помню. Куда же я так его запрятал, что позже не смог найти?
В моем «Сборнике стихов о “Ласточках Якулта”» есть и такой. Если не ошибаюсь, написан он, когда командой руководил тренер Михара[24]
. Тот период я почему-то вспоминаю наиболее отчетливо и с самой большой теплотой. Я приходил в восторг от одной только мысли, что стоит мне оказаться на стадионе – и там наверняка произойдет что-нибудь интересное.Когда маму начал подводить склероз, а ее жизнь в одиночестве стала вызывать у меня беспокойство, я вернулся в Кансай, чтобы помочь ей разобраться с тем, как жить дальше. Я обомлел, обнаружив в шкафах залежи ненужного хлама, иначе не назовешь. Там были непонятно зачем накупленные горы всякого барахла, и это выходило за рамки здравого смысла.
Например, одна большая коробка из-под сладостей была плотно забита карточками. Почти все – телефонные, но попадались и предоплаченные карточки на электрички линий Хансин и Ханкю. На всех – фотографии игроков команды «Тигры Хансина»: Канэмото, Имаока, Яно, Акахоси, Фудзикава… Телефонные карточки? Ну-ну, куда ж их теперь совать-то?
Пересчитывать я не стал, но их там, наверное, было не меньше сотни. Как это понимать? Насколько я помню, мать не питала ни малейшего интереса к бейсболу. Но очевидно и то, что все эти карточки покупала она, – вот же они, передо мной. Она что, пока суд да дело, стала горячей поклонницей команды «Тигры Хансина»? Так или иначе, сама она наотрез отрицала покупку всех этих карточек с фотографиями игроков.
– Не городи чепуху! С чего бы мне покупать какие-то карточки? – твердила она. – Не веришь – спроси у отца.
Что мне на это ответить? Отец уже три года как умер.
И вот поэтому я ходил, с трудом отыскивал телефоны-автоматы и усердно использовал все эти карточки с «Тиграми Хансина», хоть у меня есть собственный мобильник. Из-за этого даже стал разбираться в игроках, пусть даже большинство либо уже оставили большой спорт, либо перешли в другие команды.
«Тигры Хансина», это же надо.
Прежде в команде был неутомимый игрок защиты по имени Майк Райнбах[25]
, очень располагал к себе. Я сочинил один стих, сделав его там второстепенным персонажем. Райнбах – мой сверстник, в 1989 году он погиб в автомобильной катастрофе в Америке. А я в 1989-м жил в Риме и писал большой роман, поэтому долго не знал о преждевременной смерти Райнбаха. Ему и сорока еще не было. Разумеется, в итальянских газетах не освещают кончины игроков защиты «Тигров Хансина».Я написал вот такой стих.