От солнца к солнцу

И вот он лежит у меня на ладони, этот черный брусок, пористый, как губка, твердый, как алмаз, звонкий, как хрусталь. Соскользнул на стол, стукнулся и зазвенел тоненько-тоненько, но совсем не жалобно. Хотя мог бы и пожаловаться на многострадальную свою судьбу. Как он не рад, наверно, воркутинский уголек, тому, что родился коксующимся. Так бы его просто в топку, и он честно сгорел бы, отдав людям тепло, оставив после себя кучку золы, и вся недолга, отстрадался! А тут и промывают, и отсеивают, и дробят нещадно в молотковой дробилке, истирая в муку, и тащат наверх в какую-то башню. В ней хоть прохладно, лежи себе навалом. Но лежать-то долго не дают, сыплют в некую камеру, где жарища умопомрачительная и не глоточка воздуха, ни капельки кислорода. Пламенем не вспыхнешь. Жарься, уголек, парься, прокаливайся, спекайся в густую массу. Это людям и надо, это они и называют коксованием. И улетучиваются из тебя «летучие», вредные для домен вещества. Но для кого они вредные, а кому вот так нужны! «Летучим» не очень-то дают разгуляться на воле, химики сразу их — в работу. Быть им плодороднейшим удобрением на полях, сладчайшим сахарином, нежными акварельными красками, дорогими духами. А ты уже почти чистый углерод, и тебя тоже выталкивают на свободу. Теперь ты «коксовый пирог», способный распадаться на брусочки. На тебя льют море холодной воды, впрочем, она как кипяток, но когда в тебе самом тысяча с лишком градусов, то и горячая вода покажется ледяной. Ты остыл, ты твердый, ты звенящий. Тебя зовут теперь ласково: «королек». Я слышал, как люди говорили:

— Хорош череповецкий кокс! Серы в нем минимум, а это очень важно для доменного процесса. И прочный, большие давления выдерживает в домне. А экономичный какой! На тонну готового чугуна идет чуть побольше полтонны кокса. Нигде нет такого. Лучший он в стране…

Гордись, «королек»!

Из коксохимического цеха нам — в доменный. По дороге — бассейн, похожий на плавательный. «Берега» из белой плитки, и площадка вроде как для стартов, только без тумб. Но здесь не стартуют, этот бассейн не для плавания. Это поле боя. Пусть вас не обманывает недвижная водяная гладь. Там, на глубине, идет кровопролитнейшее сражение, невидимое простому глазу. Там схватка микробов с фенолами! Что такое фенолы? Химические соединения, которыми полна вода, прошедшая через коксохимические батареи. Она стекает в реку, неся гибель рыбе. Рыбка от фенолов сразу брюшком кверху. Это беда для рек, от которой долго не могли избавиться. Фенолы были неуловимы, неистребимы. Где отходы коксохимии, там жизнь в реке умирает. Такая угроза нависла и над Шексной, над Рыбинским морем. Оно бы превратилось в «безрыбинокое», если б не биологи. Они нашли наконец управу над фенолами. Микробы! Семейство микробов, безвредных для человека и несущих смерть фенолам. Взращенные в особой среде, микробы эти бесстрашно набрасываются на врага, заглатывают его, пожирая. При этом и сами гибнут. Но схватка в бассейне не утихает. На смену героически гибнущим микробам из специального питомника поступают все новые и новые отряды бойцов, дружинников. Фенолам некуда деться, им нет спасения. Вода чиста! Рыбе спокойно плавать, человеку — ловить ее!

Миновали бассейн, подошли к домнам.

— Оглядитесь, — говорит мне Михалевич, — нравится вам здешний заводской пейзаж? Чувствуете разницу по сравнению с другими заводами? Неужели не замечаете? Надо быть наблюдательным человеком. Где железнодорожные пути? Нет железнодорожных путей. А мотовозы пересекают вам дорогу? Где вагоны с рудой? А грейферные краны? Все: и агломерат и кокс — на транспортерах, на конвейере. Все в закрытых галереях, в туннелях, на эстакадах. Это понять надо, батенька мой, и оценить!