От царства к империи. Россия в системах международных отношений. Вторая половина XVI – начало XX века

Однако вопреки ожиданию, Турция после завершения боевых действий не смирилась с утратой влияния на татар и потерей крепостей в Крыму. В Константинополе Кючук-Кайнарджийский трактат расценивали как меру вынужденную и необходимую для того, чтобы собраться с силами и возобновить войну. Султан назвал трактат «дерзостью неверных», так как русские получили удобные порты в Крыму и на Кубани, а также значительное пространство между Днестром и Бугом. По словам военного историка XIX в. А. Н. Петрова, русские вынудили турок «открыть врагу воды Черного моря, с которого видны минареты Константинополя. А мимо ворот Сераля – Великого дворца султана, русские корабли плыли в недра Османской империи», в Средиземное море[620]. Это ущемляло самолюбие Высокой Порты.

В 1775 г. для ратификации Кючук-Кайнарджийского мирного договора в Константинополь выехал представитель Екатерины II князь Н. В. Репнин. По итогам первого раунда переговоров он отправил в Петербург срочную депешу: «Нужно нам флот иметь готовый для Черного моря, и войска. Такими сильными мерами мы, может быть, Порту обуздаем»[621]. Его выводы обосновывались тем, что султан не торопился разменивать ратификационные грамоты. Переговоры затягивались, и многочасовые напряженные беседы Репнина с турецким министром иностранных дел (рейс-эфенди) не приводили к желаемому результату.

Одним из сложных оставался вопрос о независимости татар, которой, по словам рейс-эфенди, добивались лишь «бродяги ничего не значащие», тогда как большинство хотело остаться под покровительством Высокой Порты[622]. На очередной встрече турецкий министр в жесткой форме потребовал, «чтобы Россия отступилась от независимости татар, которой сей народ не хочет» и вернула Турции Кинбурн и Тамань. Репнин счел это предложение «странным», подтвердив намерение России строго соблюдать условия Кючук-Кайнарджийского договора и сохранять с Портой мир и дружбу. Месяц спустя рейс-эфенди заявил российскому посланнику, что татарские старшины и улемы требуют, чтобы Россия вернула не только Кинбурн, но и Керчь и Еникале.

Репнин информировал императрицу о недовольстве татар, которые «подстрекают чернь и духовенство». Такое положение дел в Константинополе он объяснял многовековыми религиозными связями Крыма и Турции, тем, что большинство татар считают султана духовным лидером мусульман и боятся перемен. В результате серии трудных переговоров Репнин пришел к выводу, что у Петербурга есть три альтернативы: «или татар выиграть, брося туда здесь принимаемые деньги, или от них отступиться, или готовиться к войне»[623].

Последняя из альтернатив, по мнению Репнина, была наиболее вероятна – Турция готовилась взять реванш. Хотя большую часть турецкого флота русские уничтожили в Чесменском сражении 1770 г., с тех пор с помощью французских мастеров флот был воссоздан и насчитывал 28 единиц[624]. На основании отчетов Репнина Екатерина II приказала П. А. Румянцеву-Задунайскому расположить 30-тысячный военный контингент вдоль границ с Крымом и по Днепру[625].

Хотя 13 января 1776 г. султан Абдул-Хамид ратифицировал Кючук-Кайнарджийский договор, Репнин полагал, что это лишь временное затишье. Его прогноз оправдался: летом и осенью 1776 г., когда недовольство татар ханом Шагин-Гиреем вылилось в открытый мятеж. Большинство татарского населения называло Шагин-Гирея лжецом, считая его не законно избранным ханом, а ставленником русской императрицы, который воцарился в Бахчисарае на штыках армии генерала А. А. Прозоровского. Мурзы направляли к султану многочисленные делегации с просьбами не оставлять их под фактической властью России. Поэтому Высокая Порта готовилась к вторжению в Крым, стягивая с западных границ войска к крепостям Хотину и Бендерам.

В условиях осложнения военно-политической обстановки в Крыму и обострения русско-турецких отношений в турецкую столицу на смену Репнину прибыл российский чрезвычайный посланник и полномочный министр в Константинополе А. С. Стахиев. Ему предстояло продолжить дипломатическую борьбу, отстаивая интересы России и постараться предотвратить казавшуюся неизбежной войну. В том же году президент Военной коллегии Г. А. Потемкин подал императрице записку по крымскому вопросу, предлагая пожаловать хану в Персии что угодно – «он будет рад»[626], но получить Крым. При этом он ссылался на опыт приобретений других держав.

Потемкин утверждал, что Крым своим положением «разрывает наши границы». Именно поэтому нынешний хан неприятен туркам: «он не допустит их через Крым входить к нам в сердце». Если же Крым станет нашим, «сей бородавки на носу» не будет, а «с Крымом достанется и господство в Черном море». Улучшится и положение на границах: по Бугу турки будут иметь дело прямо с нами; со стороны Кубани помимо частых крепостей, снабженных войсками, «многочисленное войско донское всегда тут готово. Доверенность жителей со стороны Новороссийской губернии несумнительна, мореплавание по Черному морю свободное».