Учреждение миссии подняло престиж России и православия на Востоке, а также укрепило политическое присутствие России в Ближневосточном регионе. Не секрет, что политическое проникновение в Палестину могло происходить только в форме духовного присутствия той или иной христианской конфессии в Святой земле. Даже консульства западных держав занимались, в основном, духовными вопросами, что, впрочем, не мешало им вмешиваться во внутреннюю жизнь Сирии и Палестины. На этом фоне слабости позиций православия на Ближнем Востоке стал разрастаться конфликт вокруг святых мест. После того как османское правительство сделало ряд уступок католикам по оказыванию покровительства христианским святыням, в спор вмешался император Николай I.
Права Иерусалимской церкви, считала русская сторона, неоспоримо древнее латинских притязаний. Если католики отстаивали свое преимущество, упоминая о Крестовых походах и завоевании Иерусалима 1099 г., то права православия восходили ко временам Восточной Римской империи. Николай I направил письмо султану Абдул-Меджиду, в котором просил защитить христианских подданных султана («райя») и сохранить status-quo православных святынь. В феврале 1852 г., казалось бы, цель была достигнута: султан издал ферман, в котором закреплялось преимущество Иерусалимской церкви, к грекам переходило право на починку ротонды над Кувуклией в храме Св. Гроба Господня. Но одновременно Порта передавала ключи от Вифлеемского собора католикам, что фактически означало владение храмом.
Ферман, изданный в феврале, был оглашен в Иерусалиме только в ноябре, до этого времени Порта делала вид, что никакого документа вообще не существует. Сама процедура оглашения происходила с грубейшими нарушениями, на нее не был приглашен латинский патриарх, что означало неприятие фермана католической стороной. Все эти действия были расценены российским императором как оскорбительные и противоправные. Таково же было мнение всех четырех восточно-православных патриархов. Вселенский патриарх Герман направил Николаю I письмо с мольбой о заступничестве и защите попираемых католиками прав Иерусалимской церкви. При этом форма обращения к российскому монарху соответствовала традиционному патриаршему обращению к византийским императорам[741]
. Покровитель православного мира не мог остаться безучастным.Нерешенность церковных вопросов вела к обострению международных отношений на Ближнем Востоке. Сразу после издания фермана французский посол в Константинополе прибыл в турецкую столицу на военном корабле, нарушив при этом Лондонскую конвенцию 1841 г. о закрытии Проливов для военных судов. Вслед за тем Россия понизила уровень своего дипломатического представительства в Турции – вместо посланника В. П. Титова там остался поверенный в делах А. П. Озеров.
Чрезвычайная миссия А. С. Меншикова в Константинополь сыграла свою негативную роль в обострении русско-турецких отношений. По инструкции МИД Меншиков должен был потребовать у Порты восстановления прав греческого духовенства в Палестине и издания Портой специального сенеда в пользу православного населения Османской империи. Позже Нессельроде обвинял Решид-пашу в том, что тот посоветовал ему требовать от Порты «договор или конвенцию с целью возобновления и дополнения статьи договора в Кайнарджи относительно покровительства и иммунитета, которыми должны пользоваться православная религия и ее служители в Османской империи»[742]
.В этих требованиях не было ничего нового или невыполнимого по сравнению с ранее заключенными договоренностями между Россией и Турцией. Согласно 7-й статье Кючук-Кайнарджийского договора 1774 г., «Блистательная Порта обещает твердую защиту христианскому закону и церквам оного и дозволяет министрам Российского императорского двора делать по обстоятельствам… разные представления и обещать принимать оные в уважение»[743]
. На это положение ссылались все дипломатические представители России при османском дворе, когда речь заходила о правах православных подданных Порты. Подтверждение этих же привилегий в новом договоре с Турцией, чего добивалась русская сторона, не предоставляло России никаких новых рычагов влияния на турецкое правительство или православных единоверцев, но лишь подчеркивало их важность и значительность для покровительствующей державы, чтобы пользоваться ими в будущем.В проекте нового русско-турецкого договора говорилось: «Блистательная Порта обязуется перед Российским императорским двором сохранять и уважать права греческой православной церкви в Святых местах Иерусалима», «Министры императорского российского двора… как и в прошлом будут в праве делать представления в пользу церквей Константинополя и других мест, а также в пользу клира, и эти представления будут приниматься»[744]
. Правда, в отчете МИД за 1853 г. упоминалось, что российские власти возлагали особые надежды на сенед Порты, который должен был способствовать более действенному «покровительству», «нежели нам позволял Кючук-Кайнарджийский договор»[745].