Действительно, датский вопрос мало затрагивал интересы России, но Петербург сочувствовал Дании, датская принцесса была невестой наследника российского престола. Датская проблема имела и еще один аспект. Военные круги России были обеспокоены возможной аннексией Дании Пруссией, что поставило бы под контроль последней выходы из Балтийского моря в мировой океан. Намечавшийся процесс объединения малых германских государств вокруг Пруссии грозил превращением ее в крупную европейскую державу. Поэтому, поощряя брак наследника российского престола (в связи со смертью старшего сына царя Николая им стал второй сын Александр) с датской принцессой, Россия давала понять Пруссии, что желает сохранить суверенитет Дании.
Однако решающее значение для Горчакова имело согласие европейского ареопага в более значимых, по его мнению, вопросах. 12 (24) февраля 1864 г. он писал в Лондон послу Ф. И. Бруннову: «При рассмотрении датского вопроса никогда не следует упускать из виду, что мы придаем громадное значение сохранению наилучших отношений с Веной и Берлином»[788]
. Относительно попыток Лондона не допустить господства Пруссии на Балтике Горчаков высказался как о позиции, при которой интересы всеобщего мира находятся на втором плане.В итоге Петербург согласился на передачу Шлезвига Пруссии, хотя переход Киля к Берлину со временем мог превратить Пруссию в крупную морскую державу, хозяйку Балтики, а это не соответствовало интересам России. Но Горчаков полагал, что у России еще есть время для реализации своей военно-морской программы, а ссориться с Пруссией сейчас опасно. Укрепление Пруссии послужит силе и независимости будущей Германии, а значит, и европейскому равновесию[789]
.Такая политика строилась на компромиссах, не всегда в перспективе выгодных для России. Долгосрочные интересы приносились в жертву краткосрочным. Россия была еще слишком слаба, чтобы противостоять европейским силам. Ориентация Петербурга на Пруссию, безусловно, вызывалась стремлением преуменьшить значение Франции и Англии в европейских делах. И хотя Горчаков понимал, что цель Пруссии – объединение германских государств, он надеялся, что этот процесс не получит быстрого развития.
К тому же он переоценивая влияние революционных и либеральных сил в Пруссии, чем его постоянно запугивал Бисмарк, мечтал об оборонительно-консервативном союзе России, Пруссии, Австрии и Англии, «направленном против революционного духа»[790]
. Он даже склонен был обвинить Наполеона III в «потворстве европейской революции». В определенной мере поддержка Россией Пруссии в датском вопросе была вызвана опасением отставки Бисмарка в случае, если на стороне Дании выступит Англия, тогда Германия может стать оплотом либерализма, писал Горчаков Брунову 1 (13) июня 1864 г.[791] Бисмарк не упускал случая запугивать Горчакова и польским вопросом. Поэтому существенную роль в позиции России сыграли опасения в связи с «революционной агитацией, которая судьбы герцогств, расположенных на Эльбе, сделала своим знаменем и которая могла нарушить согласие между консервативными державами»[792].Таким образом, Крымская система рассматривалась Горчаковым не только как инструмент мира и согласия между европейскими державами, но и, в соответствии с наследием Священного союза, как сила, противостоящая либерализму и революции. Наконец, на поддержку Пруссии Россия рассчитывала в связи с тем, что в 1864 г. она начала военные действия в Средней Азии, что неизбежно обострило бы отношения с Англией.
Позднее Горчаков признал, что политика России в шлезвиг-гольштейнском вопросе определялась ее слабостью. В «Записке о внешней политике России с 1856 по 1867 г.», представленной императору, он писал: «Датская монархия с давних пор была союзницей России. Мы с болью восприняли ее распад, и не в наших силах было воспрепятствовать этому. Европа, блюдя договоры, самоустранилась. В одиночку мы смогли спасти Данию лишь ценой войны, которую навязала бы нам Германия»[793]
. Итак, интересы внешней политики были принесены в жертву интересам сохранения самодержавия.Решение датского вопроса в пользу Пруссии, укрепив ее, нанесло существенный удар европейскому равновесию. Теперь у Бисмарка были развязаны руки в деле объединения Германии. Берлин взял курс на вытеснение из Германского союза Австрии, являвшейся его главной соперницей в борьбе за лидерство в этом союзе. Политика Бисмарка, основанная на военно-силовом балансе, преследовала цель развалить Крымскую систему, а это совпадало с интересами России. Поэтому в конечном счете Петербург был на стороне Берлина.