От царства к империи. Россия в системах международных отношений. Вторая половина XVI – начало XX века

В первом русском проекте содержался артикул (статья) о запрете сепаратных переговоров с противником. Не найдя его в английском проекте, Бестужев-Рюмин вновь внес этот пункт, заметив императрице, что у англичан он, «конечно, только ошибкою выпущен»[507]. Но английские дипломаты при составлении текста международного договора не могли быть столь «забывчивы». Лондон снова намеренно отводил России роль «наемной державы», предоставляющей свои войска ради отстаивания чужих интересов. В подобной ситуации Петербург уже побывал в 1748 г., когда Франция, сославшись на это обстоятельство, воспротивилась присутствию русских представителей на переговорах в Ахене.

Бестужев-Рюмин не желал повторения ахенской неудачи, но эта его попытка изменить в пользу России условия субсидных договоров осталась неотмеченной исследователями. Лишь американский историк Херберт Каплан, не рассматривая предысторию борьбы российской стороны и лично Бестужева за этот пункт соглашения, совершенно верно обратил внимание на факт его появления в договоре. X. Каплан считал включение этого артикула попустительством английского посла в Петербурге сэра Ч. Хэнбери Уильямса, позволившего Елизавете Петровне выдвигать подобные требования[508], хотя вопрос о запрете сепаратных переговоров русская и английская стороны обсуждали задолго до назначения Уильямса в Петербург.

В следующем, 1755 г., англичане рассмотрели новый русский проект, в котором вопрос о запрете сепаратных переговоров был выделен в отдельный артикул (вероятно, чтобы англичане не решили его снова «забыть»). 7 сентября 1755 г. английский ответ изучили в Петербурге. В английском проекте Второго секретного и сепаратного артикула было сказано, что поскольку Елизавета Петровна обещала военную помощь и, следовательно, «в случающейся войне великое уже будет иметь участие», то договаривающиеся стороны обязуются «откровенно друг другу все то сообщать, что до какой-либо с общим неприятелем негоциации касаться может»[509]. Внешне англичане пошли на уступки, обязуясь информировать русских о переговорах с общим противником, но суть документа осталась неизменной – Англия могла начинать сепаратные переговоры в любой момент, не считаясь с желанием России. Лондон отказывался считать Петербург равным партнером. В таком виде конвенция была заключена 19 (30) сентября 1755 г.[510] – русская сторона либо не обратила на это внимания, посчитав достаточным, либо торопилась с заключением соглашения.

Однако неожиданно для англичан с ратификацией субсидной конвенции русской стороной возникли проблемы: иностранным дипломатам вновь спутали карты придворные интриги. Противодействие, как и в конце войны за австрийское наследство, оказала антибестужевская группировка Воронцова – Шувалова. Ее лидеры выразили опасение, что англичане потребуют переброски русского корпуса в Нидерланды для боев с французами. Елизавета Петровна, прислушиваясь к противникам Бестужева-Рюмина, стала тянуть с ратификацией конвенции.

Вице-канцлер Воронцов, понимая недовольство английского посла Уильямса задержкой, завел с ним частный разговор. Затронув вопрос о ратификации, он высказал мнение, что, «может быть, ее величество какое-нибудь правильное сумнение в сем деле иметь изволит, и затем трактат не ратификуется, что я токмо думаю, может быть, не то ли причиною, что ее величество неохотно свои войска так далеко, как в Германию или в Нидерланды послать изволит, но оные токмо в случае замешания в войну короля прусского». Уильямс обещал сразу же после ратификации послать запрос в Лондон по этому поводу, но сам согласился, что цель конвенции – «короля прусского воздержать»[511]. Воронцов сразу же запросил письменного заверения с английской стороны, а Уильямс поставил условием этого ратификацию конвенции со стороны России.

Канцлер Бестужев-Рюмин, в отличие от Уильямса вполне понимая причины задержки, продолжал настойчиво уверять императрицу, что русский корпус будет действовать только против Пруссии и только на ее территории, а не ради английских интересов там, где захочет Лондон. В конце концов, Елизавета Петровна приняла компромиссное решение. 1 февраля 1756 г. конвенция была ратифицирована, но вместе с ратификационными грамотами посол Уильямс получил декларацию с заявлением, что конвенция имеет силу только для действий против прусского короля[512].

Но ситуация в международных отношениях уже была взорвана: 16 (27) января 1756 г. в Лондоне был подписан Уайтхоллский (Вестминстерский) договор о союзе между членами противостоящих коалиций – Великобританией и Пруссией. Началась «дипломатическая революция», или «Renversement des alliances», т. е. «ниспровержение союзов», когда два прежних европейских военно-политических союза были переформированы.