Основной причиной заключения союза двух государств, которые еще три года назад стояли на грани войны, стало окончательное изменение их интересов. Англия все больше сосредотачивалась на борьбе в колониях с Францией и теряла интерес к европейским делам. Однако в Европе она имела свою ахиллесову пяту – упоминавшийся выше вопрос о Ганновере. Любая война с Францией могла привести к тому, что французы, не имея сильного флота, но имея сильную армию, напав на Ганновер и легко его захватив, при завершении войны попытались бы использовать его освобождение как козырь в переговорах с англичанами. Поэтому главной задачей английской дипломатии стало обеспечить защиту Ганновера силами других европейских держав, для чего Англия и подписала субсидную конвенцию с Россией. Однако переговоры убедили Лондон в том, что Петербург в этих целях использовать теперь вряд ли удастся – при дворе не желали отправлять русских солдат ради английских интересов и отказывались от любого участия в войне Англии с Францией за Ганновер.
И Лондон, уже вступив с 1755 г. в войну с французами в Америке, обратился к Пруссии, противоречия с которой оказались легко преодолимы, а польза от союза с ней – ощутима. Пруссия, таким образом, была для Лондона дополнительным средством защиты Ганновера от французов, важность которой возрастала ввиду нежелания России воевать с Францией.
Фридриху II договор с Великобританией тоже показался тогда спасением от грозящей ему войны. Имея хорошую разведку, прусский король знал, что против него формируется союз двух империй – России и Австрии, которая не смирилась с потерей Силезии, и подчинила цели ее возвращения и экономические, и военные реформы. В антипрусский союз Россия и Австрия втягивали еще и Саксонию. В этой ситуации для Фридриха II было большой удачей превратить союзника врагов в своего союзника. Кроме того, заключая союз с англичанами, Фридрих II считал, что этим выводит и Россию из числа своих врагов. Он также рассматривал Россию не как самостоятельную державу, а как континентальную «шпагу Англии», которую она за деньги может направлять туда, куда ей нужно.
Объясняя впоследствии причины своего просчета с заключением Вестминстерской конвенции, которая имела целью избавление Пруссии от опасности русского вторжения, Фридрих II писал в своей «Истории Семилетней войны», что перед подписанием договора с англичанами он консультировался с дипломатами о том, чье влияние в Петербурге господствует – Лондона или Вены. Иоахим Вильгельм фон Клинггреффен, прусский посол в Австрии, ответил, что русские привязаны лишь к тем, кто может их купить, и внимают лишь Лондону, потому что у Лондона много денег на субсидии, а Вена имеет серьезные финансовые проблемы. Английский госсекретарь Северного департамента Роберт Дарси, граф Холдернесс, ответственный за политику на севере Европы, заверил прусского короля в прочности русско-английского союза. С этой точкой зрения был согласен и прусский представитель в Гааге. Тогда Фридрих, по его словам, решив, что столько людей ошибаться не могут, заключил договор с Англией[513]
.В России также были потрясены англо-прусским договором. Рухнула одна из опор «системы» Бестужева-Рюмина, и будущее канцлера, потерявшего в глазах императрицы прежнюю непогрешимость, было предопределено.
Действиями бывшего союзника были возмущены и в Версале. И прежде Фридрих II вызывал негодование французского двора тем, что во время войны за австрийское наследство дважды без согласования с Версалем выходил из войны и подписывал договоры с общим противником – Австрией. Теперь же французы были просто в ярости, что отметил и русский поверенный в делах в Париже Ф. Д. Бехтеев: весь французский двор не жалел бранных эпитетов для прусского короля, а назначенный послом в Вену граф Детре заявил, что оскорбивший Францию Фридрих II «должен будет наконец приносить покаяние на коленях»[514]
.Версаль ринулся в объятия Вены. Австрийский дипломат граф В. А. фон Кауниц-Ритберг сразу после завершения войны за австрийское наследство предложил Марии-Терезии сблизиться с Францией ради отвоевания у Пруссии потерянной по итогам войны Силезии. Кауниц был отправлен в Париж послом, и убедился, что Франция еще не готова к сближению с его страной. Но несмотря на эту неудачу, Мария-Терезия после возвращения из Парижа в 1753 г. доверила Кауницу канцлерский пост.