От царства к империи. Россия в системах международных отношений. Вторая половина XVI – начало XX века

Один из родственников влиятельного английского госсекретаря У. Питта Старшего в начале декабря 1759 г. говорил Голицыну, что по мнению Питта, мир Австрии и России с Фридрихом II будет трудно заключить «без удержания себе из областей сего последнего государя справедливого награждения». Выступая же в парламенте, этот самый влиятельный английский политик заявил, что если Россия выйдет из войны, то Пруссия выстоит[525]. 11 января 1760 г. Голицын сообщил о своем разговоре с Питтом, пытавшимся выведать планы России относительно присоединения Восточной Пруссии после окончания войны. Одновременно госсекретарь напомнил русскому посланнику, что в отличие от властолюбивой Вены, Петербург участвует в войне лишь с великодушной целью защиты Августа III. Голицын ответил, что его страна по всем международным правам заслуживает вознаграждения за понесенные в ходе войны убытки и обеспечения на будущее собственной безопасности, и Питт не стал возражать. По мнению русского посланника в Лондоне, «здесь не только публика, но и двор внутренне чувствует справедливость и возможность» присоединения Восточной Пруссии к России[526].

В авангарде недовольных новой ролью и амбициями России оказалась нейтральная Дания. С назначением Елизаветой Петровной своим наследником голштинского герцога Карла Фридриха Петера Ульриха (ставшего великим князем Петром Федоровичем), датчане вели с ним бесконечные переговоры по поводу обмена еще остававшихся под его властью части земель герцогства Шлезвиг-Голыптейн-Готторпского на принадлежавшие Дании графства Дельменгорст и Ольденбург. Петр Федорович упрямо отказывался от предложения променять права на родовое владение, и датчане понимали, что он, став российским императором, может попытаться вернуть себе ранее захваченные Данией территории своего герцогства, опираясь на русские войска.

Копенгаген выступил в Париже и Вене с декларацией против возможного присоединения к России Восточной Пруссии, заявив, что в этом случае Петербург будет вмешиваться в решение германских дел и тем нарушит европейское равновесие[527]. Стокгольм, не рискуя оспаривать усиление русских позиций на Балтике, к тому же сам рассчитывая на то, что получит Прусскую Померанию после победы коалиции над Фридрихом II, был доволен демаршем датчан, рассчитывая, что его поддержат и другие европейские страны[528].

Из разных источников в Петербург приходили и сведения о неудовольствии Франции возможным расширением территории России. Но Версаль, являясь ее военным союзником, к тому же занятый собственными проблемами из-за постоянных поражений в колониях, тоже предпочел не выступать открыто против этих планов. Французские политики пытались повлиять на русских, указывая им, что такого усиления России не примут как балтийские государства, так и Австрия и Турция – об этом российским дипломатам в Париже говорил глава французской дипломатии герцог де Шуазель в январе 1760 г.[529]

Надежды Версаля на то, что Россию остановит Австрия и Турция, не оправдались. Порта, судя по всему, мало интересовалась принадлежностью прибалтийских территорий тому или иному государству и никаких переговоров с русским резидентом А. М. Обресковым о планах России в отношении Восточной Пруссии не вела.

Австрийский двор рассчитывал вернуть захваченные Фридрихом II Силезию и графство Глац и понимал, что без активного содействия Петербурга этого не случится. Нуждаясь в союзнике, Вена изначально заявляла, что не имеет ничего против того, что Россия приобретет после войны Восточную Пруссию. Своей позиции она осталась верна и в 1760 г., согласившись по предложению России перезаключить договор 1746 г., подписанный на 25 лет, срок действия которого истекал только в 1771 г.

Причина такой поспешности со стороны России заключалась в корректировке ее притязаний, что можно оценить по изменениям в статьях договора. В 4-м секретном артикуле договора 1746 г., касающемся возможного нападения Пруссии на Польшу или Австрию и российской помощи Вене, Елизавета Петровна гарантировала, что «не имеет ни малейшего намерения, чтоб при таком случае сделать какие-нибудь новые завоевания и оные себе присвоить». В качестве возмещения убытков за участие в войне Мария-Терезия выплачивала только «два миллиона рейнских гульденов»[530]. В 1757 г. Россия и Австрия, уже в условиях войны с Пруссией, заключили новую конвенцию, уточняющую статьи договора 1746 г. В сепаратном и секретном артикуле Мария-Терезия теперь вместо 2 млн гульденов и разных выплат на содержание вспомогательных российских корпусов, обязалась выплачивать Петербургу по 1 млн руб. в каждый год идущей войны[531].