К моменту вступления на престол императрицы Екатерины Алексеевны в Европе еще продолжалась война. Россия в составе коалиции государств – Австрии, Франции, Саксонии и Швеции – выступала против прусского короля Фридриха II, единственным союзником которого являлась Англия. Прусская армия была обессилена под натиском наступавших русских войск, и к концу царствования императрицы Елизаветы Петровны Фридрих II оказался в самом затруднительном положении и чудом избежал полного разгрома. Смерть Елизаветы Петровны полярно изменила ситуацию: вступивший на престол Петр III расторг военно-политический блок России с Австрией и Францией и дал указание подготовить предварительный проект мирного договора с Пруссией[560]
. Более того, император подписал текст союзного договора, в котором речь шла уже об участии России на стороне Фридриха II в войне против бывших союзников – Австрии и Франции. Пришедшая к власти Екатерина II не ратифицировала этот договор[561].О факте восшествия на престол Екатерины II 28 июня 1762 г. в тот же день проинформировали иностранных дипломатов, а на следующий день были разосланы циркуляры всем российским послам при дворах Европы[562]
. Шифрованный высочайший рескрипт получил и генерал 3. Г. Чернышев, командовавший тем корпусом, который Петр III успел отправить на помощь Фридриху II. Чернышеву уже от имени Екатерины II предписывалось объявить прусскому королю, что намерение императрицы состоит в «употреблении всех средств к получению общего в Европе мира»[563]. Именной высочайший указ о заключении мира с прусским королем получил и командующий армией в Пруссии генерал-аншеф П. И. Панин: императрица повелевала ему немедленно возвратиться в Россию и вернуть домой изнуренные войска[564].К важным новостям из Петербурга король отнесся весьма настороженно. Из шифрованных реляций посланника в Берлине князя Н. В. Репнина явствует, что в целом Фридрих II одобрял намерение императрицы прекратить военные действия, но в то же время опасался провокаций со стороны Австрии после того, как русские войска покинут территорию Пруссии. Король считал, что ставки в этом вопросе слишком высоки, а рисковать он не имеет права. «Вышед из войны, неприятно опять в нее вступать», – заявил он[565]
. Искушенного в военно-политических делах Европы Фридриха II беспокоили последствия нового курса российской императрицы. Сохранит ли она дружественные отношения с Пруссией, провозглашенные Петром III, или же возобновит союз с австрийской государыней и венгеро-богемской королевой Марией Терезией – неизвестно, и Фридрих II требовал от Репнина твердых гарантий мира. Однако опасения короля оказались напрасными – Екатерина II не собиралась продолжать войну ни на стороне Пруссии, ни на стороне Австрии. Князь Репнин заверил его, что императрица ратует за прекращение в Европе всякого кровопролития «не по какому-либо интересу, но единственно из жалости к страждущему человечеству»[566].Екатерина II действительно желала мира, но отличие от своего супруга, обожавшего прусского короля и преклонявшегося перед ним, руководствовалась исключительно рациональными мотивами. В ее планы входило решение внутренних проблем империи, проведение реформ в армии и на флоте, укрепление экономики и финансов. Соответственно, из Петербурга по всем дипломатическим каналам в европейские столицы потекла информация о «great revolution» (по выражению английского посланника Роберта Кейта) и о смене приоритетов в российской внешней политике.
Российская императрица заявила о построении системы отношений с державами на совершенно новых началах – принципах целесообразности, прагматичности, независимости и самостоятельности. Она решительно отказалась от бессистемных и бесполезных союзов, а в будущем намеревалась заключать лишь те договора, которыемоглипринестипользу России[567]
. Внешнеполитическое кредо императрица выразила предельно просто: прочитав очередную реляцию кн. В. С. Долгорукова от 8 (19) ноября 1763 г., она написала на полях: «Время всем покажет, что мы ни за кем хвостом не тащимся»[568].Постепенно новая система отношений, которую можно назвать Петербургской, становилась действенным фактором европейской политики. 11 (22) августа 1766 г. прусский посланник граф В.-Ф. фон Сольмс докладывал королю Фридриху II: «В России начинают узнавать себе цену, чувствуя превосходство своих сил над многими другими государствами Европы. С подобными чувствами, при поддержке хорошей армии и прочном устройстве финансов русский двор считает себя вправе говорить несколько громче, чем другие, зная, что он в состоянии отстоять свое мнение»[569]
.