Отблески солнца на остром клинке

— Славься, Гриалия! Отныне ты в честных руках цероса по крови! — Сангир сделал шаг в сторону, пропуская вперёд Найрима.

Когда тот, выступив к краю, скинул капюшон, толпа издала сдавленное «ах!». А когда он, сняв мундир, развернулся спиной, демонстрируя татуировку, — единым движением опустилась на колени, признавая в Найриме своего цероса. Он надел мундир — его тонкие пальцы работали уверенно и без суеты, не запутавшись ни в одной застёжке, — и заговорил по-мальчишески звонким, но по-мужски твёрдым и сильным голосом, окидывая пронзительным взглядом склонённые перед ним головы:

— Приветствую тебя, благословенная Гриалия, белокаменный Хисарет! Я назван в честь отца — Найримом, во мне течёт его кровь и часть его амраны, это подтверждают священные знаки на моей спине.

— Да он и на лицо ж один в один! — раздался потрясённый шёпот, соседи шептуна на него зашикали и вновь воцарилась тишина.

— Я — продолжение моего отца, цероса по крови, и я здесь, чтобы посвятить жизнь служению своей стране, став для неё — и для всех вас — церосом, достойным её престола, вашей любви и имени своего отца, вошедшего в историю одним из самых справедливых правителей. Я продолжу его дело, вероломно прерванное худшим из преступлений — убийством наместника Первовечного в Бытии.

Площадь взорвалась рукоплесканиями и восторженными воплями, а едва они стихли, Найрим продолжил:

— Первовечный справедлив! Клятвопреступник, церосоубийца и узурпатор получит возмездие завтра, в это же время, на этой площади казнью через повешение!

Двое Вассалов под локти выволокли Астервейга на середину помоста, и Хольт сдёрнул мешок с его головы. Лицо Астервейга приобрело землистый оттенок, губы посинели, но глаза смотрели осмысленно, и в них — если и раскаяние, то только в собственной неосторожности, из-за которой его удалось схватить.

— Я поставил на карту всё, и всё — ради Гриалии, — прорычал он, почти не разжимая плотно стиснутых челюстей, но дальше помоста это вряд ли кто-то услышал. — Я спасал эту страну, ублюдки, и готов за неё умереть! Вы же разрушите её, как разрушил бы прежний пустоголовый церос, разрушите до основания!

Тшера отвела взгляд, сдерживаясь, чтобы не плюнуть Астервейгу в лицо.

«Ты перепутал, Астервейг. Ты спасал себя, посчитав Гриалию частью себя. На самом деле ты — её песчинка. Человек сбивается с пути, начинает творить безумие, когда забывает, что он — лишь часть чего-то большего».

Толпа заулюлюкала, послышались яростные проклятия и злорадные выкрики в адрес узурпатора. Найрим позволил собравшимся вдоволь натешиться, безнаказанно высказывая Астервейгу то, что в иных обстоятельствах каралось бы плетью, а когда того увели, жестом призвал народ к тишине.

— Я продолжу дело отца, но через три года, когда встречу свою семнадцатую осень. А пока передам всю власть моему регенту — киру Вегдашу, бывшему нагуру. — Он сделал паузу, и народ её не прервал. — Также назначаю кира Вегдаша…

— Не хотим мы регента! — выкрикнул кто-то из толпы, и Тшера уж подумала, что Тарагат, но нет. Однако, отыскав купца взглядом, поняла: этот выкрик для него неожиданностью не стал.

— Не хотим регента, ходили уж под чужой кровью, находились! — выкрикнули с другого конца площади.

— Церос уж не дитя, пусть сам правит!

— На кой нянька в четырнадцать-то годов! Мы цероса по крови хотим, ему и служить будем, не регенту!

Площадь одобрительно загудела, выкриков становилось всё больше, а Вегдаш всё крепче сжимал челюсти, словно пытаясь зубами удержать сползающую с лица вместе с лёгким румянцем невозмутимость. Он бросил взгляд на Тшеру и Верда — словно копьём пробил, но они ничем не могли ему помочь. Да и не хотели. Найрим не оглядывался — смотрел поверх толпы, словно раздумывая, послушать требование народа или нет, но Тшере отчего-то показалось — по его позе, осанке, по постановке головы — что и он, как Тарагат, случившемуся не удивился.

«Подсадные крикачи, чтобы раскачать толпу на нужное решение. Ловко, ловко! И в свитках глашатаев, которые писали Найрим и Тарагат, а Вегдаш не проверил — лишь надиктовал образец — наверняка ни про какого регента ни слова».

— Весь Хисарет за цероса! — крикнул звонкий женский голос. — Не нужен Гриалии никакой регент! Гриалии нужен церос по крови! Це-рос по кро-ви! — Она ударила кулаком воздух над своей головой. — Це-рос по кро-ви!!!

И вот уже вся площадь единым горлом кричит, вскидывая кулаки на каждый слог: «це-рос по кро-ви!»

Найрим, кажется, едва сдерживал улыбку. Вегдаш совершенно точно из последних сил сохранял бесстрастность. Тарагат у помоста не утруждал себя обузданием чувств и кричал вместе со всеми. Найрим чуть склонил голову, развёл руками, то ли уступая просьбам, то ли желая всех обнять

— Я здесь, чтобы служить своему народу, и если его воля такова…

— Да-а-а-а! — взревела вся площадь.

— Тогда я должен её исполнить, — закончил он, когда крик стих.