Время от времени я призывала магию — шептала посиневшими губами заклинания, вытягивала пальцы, пытаясь создать, если не портал, то хотя бы маленький огонёк — язычок пламени, как тот, что венчал зажжённую свечу. Но слова, рождённые моим горлом, были пустым набором звуков. Пальцы же с каждым разом всё сложнее становилось разжать.
— Вы ф порядке?
Крэйден замёрз. Эгоистка, я зациклилась на себе и не сразу заметила очевидное. Его волосы окончательно побелели, длинные ресницы посеребрил иней, черты лица словно заострились. Если несколько часов назад жар, исходящий от его тела, был жаром пламени в открытом камине, то теперь — теплом нагретых кирпичей потухшей печи. Сколько пройдёт часов, а может, минут, прежде чем эти кирпичи полностью остынут?
Сбежав от демонической собаки, я истощила свой магический резерв. У драконов, как выяснилось, тоже был резерв, но свой. Это понимание потянуло за собой другое, более пугающее: Крэйден не просто делился со мной теплом — отдавал всё, без остатка.
— Прекратите, — приказала я, как только сообразила, в чём дело, почему цветом кожи дракон почти сравнялся с ледяными стенами пещеры.
— Прекратить? — Крэйден крепче сжал руки.
— Подумайте о себе тоже! Вы весь синий!
— Я фас умоляю, — закатил он глаза, — фсё со мной будет в порядке, — и добавил, поколебавшись: — Погофорите со мной. Мне… я очень устал.
Пристыженная, я хотела попросить опустить меня на землю, но потом догадалась: речь шла не о физической усталости. В конце концов, мир не знал более выносливых существ, чем драконы. Пройти несколько километров с живой ношей на руках — не то испытание, которое требует предельного напряжения сил. Крэйден говорил о другом. Силы из него тянул холод, ощущение безысходности, страх возможной сме…
Нет, не буду об этом думать!
Крэйден просил отвлечь его от гнетущих мыслей. Мне и самой надо было занять чем-то голову, пока нависшая угроза окончательно не распалила воображение.
— Я думаю… думаю, может, этот трёхголовый пёс и правда исполняет желания. Вдруг мы зря от него спасались?
Крэйден усмехнулся. Какие белые у него были губы!
— Конечно, исполняет. Свои. И шелание у него было одно — растерзать нас в клочья. Этот некромант… Фам бы исключить его из отбора. В целях безопасности. Гофорю не как один из претендентоф на фашу руку. Этот Трахаус Страус дейстфительно опасен.
— Исключу. Если мы отсюда выберемся, — я подула на свои руки. Затем, отбросив стеснение, прижала замёрзшие ладони к ещё тёплой драконьей груди. Сердце под рубашкой билось медленно. Я насчитала пятнадцать ударов в минуту.
— Фыберемся. Как фаша магия? Не фосстановилась?
Я снова прошептала заклинание. Как и прежде оно сорвалось с губ и растворилось в воздухе, не обретя силу.
Что если колдовать в таком холоде не получится? Что если магический резерв пополнится, а я, окоченевшая, не смогу собраться с мыслями? Или к тому времени превращусь в сосульку?
Крэйден остановился на развилке: пещера разбегалась на два рукава — слишком узких, слишком забитых снегом, унизанных колючими ледяными наростами.
— Не пройтём, — вынес вердикт дракон. — Скорее фсего, там тупик. Похоше, это и прафта лапиринт Урпаны. Блуждать ф нём можно бесконечно.
— И что нам делать?
— Шдать. Шдать, когда фы смошете открыть портал.
И даже ждать мы были вынуждены на ходу. Движение разгоняло кровь, не позволяло отморозить конечности. Да и какие были варианты? Присесть отдохнуть на лёд? Подремать в сугробе?
Ора, как я мечтала о пушистом шерстяном пледе! С каким наслаждением забралась бы под пуховое одеяло или прижала руки к горячим бокам фарфоровой кружки с чаем.
— Не спать, — прошипел дракон, и я обнаружила, что закрыла глаза, а ещё — что грудь, к которой я прильнула, стала холоднее гранита.
Крэйден дрожал.
— Я хотел стать худошником, — признался он, пытаясь меня отвлечь. — Я могу написать фаш портрет так, што фсе решат, будто это колдофство. Что кто-то заколдофал настоящую эддо Эладу и заключил её фнутри льняного холста.
Мне вспомнилось, как неделю назад я разглядывала на кровати анкеты претендентов и замерла, завороженная мужским нарисованным лицом. Когда Крэйден не кривлялся, то выглядел утончённо, даже несмотря на развитую мускулатуру. Его легко было представить горящим творческой идеей, вдохновлённо застывшим с кистью в руке.
— У меня есть портреты от известных художников, но я на них себе не нравлюсь.
— Тот фаш портрет, што мне прислали… Я бы написал лучше.
— Почему тогда…
Он понял, не пришлось даже договаривать.
— Это несерьёзное занятие для принца. Для королефской особы быть худошником стыдно.
Крэйден словно повторял чужие, много раз услышенные слова. Неужели венценосный отец надавил на сына, заставив отказаться от мечты? Жестоко.
— Я бы хотела, чтобы ты меня нарисовал. Если получусь красоткой, повешу картину над кроватью и буду всем рассказывать, что художник в меня влюблён. Обещай написать мой портрет.
— Обещаю, — согласился Крэйден, но таким тоном, будто не верил, что мы отсюда выберемся.
Я и сама начала в этом сомневаться.
Пальцы рук и ног горели болью. Глаза всё труднее было держать открытыми.
Глава 26