Отечество. Дым. Эмиграция. Книга 1. Русские поэты и писатели вне России

– Порою меньше малой малости
(Дешевле всех врачей и всех аптек):
Две капли нежности, щепотку жалости —
И вот расцвел засохший человек.
Расцвел – засохший, полумертвый – ожил,
И в мир вошло веселое добро.

– Вы правы, друг. Любовь всего дороже,

Но у меня нет денег на метро.

Были, конечно, русские, живущие безбедно, как Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский. Но в основном приходилось тяжко. Работы не было. Как писал Георгий Иванов: «Всё это сны! Руки твои никому не нужны!» Владимиру Смоленскому повезло: бухгалтерия приносила хоть маленький, но доход. Издавать книги помогал фонд бывшего эсера Ильи Фондамин-ского. Но все равно это было отнюдь не благополучие, и жизнь Смоленскому представлялась исключительно адом:

Луч зари позолотил окно,
Утреннюю не затмив звезду…
Это все обман – давным-давно
Я живу в аду…

Нина Берберова – ровесница Смоленского. Она родилась 26 июля (8 августа) 1901 года. Они сблизились как друзья и делились друг с другом своими эмигрантскими переживаниями. Смоленской не раз признавался Берберовой, что в своих бедах виноват только он сам и его «пьяный фатализм». Берберова советовала резко изменить всю жизнь и «послать всё к черту», что сделала она сама, уйдя от беспомощного в жизненных делах Ходасевича. Смоленский поменять свою жизнь радикально был не в состоянии.

В «Курсиве» Берберова вспоминает, что «Ходасевич любил его (Смоленского) не только как человека, но и за его внешность – в нем (как и в Ходасевиче самом) была какая-то прирожденная легкость, изящество, стройность. Худенький, с тонкими руками, высокий, длинноногий, со смуглым лицом, чудесными глазами, он выглядел всю жизнь лет на десять моложе, чем на самом деле был. Он не жалел себя: пил много, беспрестанно курил, не спал ночей, ломал собственную жизнь и жизнь других, терял здоровье и небольшой талант свой не развил, вероятно, оттого, что был неумен, был эклектик и не сознавал этого. Он думал, что русская поэзия на тысячу лет затвердела и стала в своей просодии и в общедоступном романтизме, изношенном до дыр еще задолго до его рождения. Он влюблялся, страдал, ревновал, грозил самоубийством, делая стихи из драм своей жизни и живя так, как когда-то – по его понятию – жили Александр Блок и Леонид Андреев, а вернее всего – Аполлон Григорьев, и думал, что поэту иначе жить и не след…

Ночами он, как и Поплавский, как, впрочем, все мы (младшие) в разное время, сидел подолгу в монпарнасских кафе, а иногда у цыган, в ночном ресторане, куда все ходили по русской поэтической традиции и где красавица Маруся Дмитриевич (рано умершая) всех сводила с ума своими песнями и плясками. Ужинать, конечно, никому и в голову не приходило, слишком там было дорого, но просидеть полночи над рюмкой коньяка было изредка возможно. Голод выгонял нас из этого райского места, и мы шли есть толстый бутерброд (булка, проложенная лепестком колбасы) в одно из кафе на бульваре, открытое до утра…»

А потом все поэты-полуночники брели домой, а в ушах еще звучало: «Две гитары, зазвенев, жалобно заныли…» Ах, бедный Аполлон Григорьев!

Звуки шепотом журчат
Сладострастной речи…
Обнаженные дрожат
Груди, руки, плечи…

Так или иначе, а возвращаться надо, и Смоленский возвращался после ресторана или кафе в свою маленькую квартиру, где они жили вдвоем с женой в одной комнате, тут же ели, тут же спали, в другой комнате рядом жила мать жены Смоленского, а третья комната была складом ненужных вещей, свалкой старого мусора, ванная была грязная, и во всей квартире дурно пахло. В воздухе, по свидетельству Берберовой, «стояло тяжелое, неподвижное уныние».

И слегка перефразируя Блока: «Так жили поэты». А далее чисто по классику:

Когда напивались, то в дружбе клялись,
Болтали цинично и прямо.
Под утро их рвало. Потом, запершись,
Работали тупо и рьяно.

Пил, разумеется, и Владимир Смоленский.

Русская страда

Что за горе? Плюнь да пей!..

Аполлон Григорьев «Цыганская венгерка»

У Смоленского, как отмечает Берберова, была, видимо, врожденная тяга к алкоголизму. Его старший товарищ и учитель Владислав Ходасевич тоже попивал, но алкоголиком не был. Так, слегка. Приведу стихотворение Ходасевича «Веселье» (1928):