Отечество. Дым. Эмиграция. Книга 1. Русские поэты и писатели вне России

Красный канкан. Гражданская война. Голод, холод и смерть. И неудивительно, что хлынул поток беженцев из России, истекающей кровью. Первая эмиграция грозовых революционных лет…

И логично вернуться к списку, к главке о молодых эмигрантах. Но сначала с помощью Гайто Газданова нарисуем общую картину мест, куда попали беженцы и изгнанники из России, как они там устраивались, как им там жилось:

«Европа, в которой они жили, их совершенно не интересовала, они не знали, что в ней происходит; и лучшие из них становились мечтателями, избегавшими думать о действительности, так как она им мешала; худшие, то есть те, у кого воображение было меньше развито, говорили о своей жизни со слезами в голосе и постепенно спивались. И были, наконец, немногие, преуспевавшие в том, что они делали, так называемые здравомыслящие люди в европейском смысле слова, но они были наименее интересными и наименее русскими, и о них мечтатели говорили обычно с презрением и завистью…

Даже любовь мечтателей к прошлому, к прежней прекрасной жизни в прежней прекрасной России тоже была обязана своим возникновением вольному движению фантазии, так как то, что они описывали с бескорыстным и искренним умилением, существовало чаще всего только в их воображении…» («Ночные дороги»).

* * *

Юрий Иваск, рожденный за 10 лет до Октябрьской революции (1907, Москва – 1986, Эмхерст, США). Поэт. В эмиграции с 1920 года. Окончил Тартуский университет. После Эстонии Иваск жил в Польше, а потом перебрался в США, где в Гарварде защитил докторскую диссертацию о Петре Вяземском. Более 30 лет преподавал. Занимался К. Леонтьевым и В. Розановым. Первая книга стихов – «Серебряный берег» (1938, Варшава).

Что мне величие давнее —
Колокол, гул вечевой?
Самое, самое главное —
День этот нынешний, мой.

Тянет обратно: унылые

Пригороды не забыть.
Самое, самое милое —
У подворотни завыть.

«Уйти, позабыть, замереть…» – типичная эмигрантская тоска.

* * *

Борис Новосадов (Тагго. 1907, Петербург – 1945). Участник таллинского русского поэтического кружка. Первый сборник «Шершавые вирши» вышел в 1936 году, а в 1940-м Эстония была оккупирована и вошла в СССР, что стало трагедией для многих. Во время войны Новосадов был арестован и умер в тюремной больнице в 38 лет.

Мы, может быть, последние на свете
Скорбящие от лишнего ума,
И после нас на несколько столетий
Закроют сумасшедшие дома.

И толпища с тоскою незнакомых

Начнут вкушать земную благодать,
Когда колонии червей и насекомых
Останки наши будут доедать.

Но кто-нибудь, прельстившись ветхим кладом,

Найдет полуистлевшую тетрадь,
И мы отравим вопрошанья ядом
Дотоле жизнерадостную рать.

Вот и я такой, «скорбящий от лишнего ума», составляющий какие-то тетради, книги, чтобы отравить последующие поколения «вопрошанья ядом». Если, конечно, в будущем не изобретут иммунитет от лишнего ума и неудобных, ненужных вопросов.

* * *

Анатолий Штейгер, барон (1907, имение Николаевка Киевской губернии – 1944, Швейцария). Поэт. Предки Штейгера – выходцы из Швейцарии переселились в Россию в начале XIX века. Штейгер с 16 лет посвятил себя поэзии. Его поэтические привязанности – Блок, Мандельштам, Г. Иванов. После революции эмигрировал с родителями. Вел переписку с Цветаевой. Объездил всю Европу. Одна из его книг «Это жизнь» (Париж, 1932). «Мы же воздушные замки / Строим – и платим за это».

Мы верим книгам, музыке, стихам,
Мы верим снам, которые нам снятся,
Мы верим слову… (Даже тем словам,
Что говорятся в утешенье нам,
Что из окна вагона говорятся…)

Русский человек – словопоклонник. Хоть он и барон Штейгер, но русский поэт в нем превалирует.

У нас не спросят: вы грешили?
Нас спросят лишь: любили ль вы?
Не поднимая головы,
Мы скажем горько: – Да, увы,
Любили… как еще любили!..

В последние годы жизни Штейгер отошел от поэзии, зато писал (находясь в Швейцарии на лечении) антифашистские листовки, причем с таким успехом, что гитлеровцы объявили награду за его голову. Но головы Штейгера не дождались: он умер естественной смертью.

* * *

Юрий Мандельштам (1908, Москва – осень 1943, нацистский лагерь). Юрий Владимирович Мандельштам – не родственник Осипу Эмильевичу, а всего лишь однофамилец.