Отель «Прага»

На кухне Лины – точно такой же, только в зеркальном отображении – обеденный стол стоял там же, а в углу – широкий табурет. Самое удобное и уютное место. Его раз и навсегда оккупировала Марго. Лина одно время претендовала на него, но безуспешно. Марго молча (или с ругательствами, в зависимости от настроения) хватала ее за плечо и выталкивала из своего угла. «Девочки, не ссорьтесь», – автоматически комментировала мать. А они и не ссорились. Лина как-то пыталась объяснить маме разницу между ссорой и холодной войной, однако тоже безуспешно. В своей семье, особенно в случаях противостояния с Марго, Лина всегда была в проигрыше, без вариантов.

Но на кухне Алекса самое удобное место сегодня было предоставлено ей. Позабыв свои фантазии, Лина подошла к раковине, ополоснула лицо и руки холодной водой, аккуратно вытерлась кончиком красно-зеленого клетчатого вафельного полотенца, затем прошла в угол и села, положив ворох некогда белых одежд на колени. Алекс сел напротив.

Подперев щеку рукой, он некоторое время с легкой улыбкой смотрел на нее, от чего она страшно смущалась и отводила взгляд. Потом сказал:

– А ты красивая девочка. Ты не будешь возражать, если я…

Он замолчал. Но Лина поняла: «… если я тебя поцелую». Вот что он хотел сказать. Почему же не сказал? Потому что она еще школьница? Но поцеловать – это всего лишь поцеловать, что тут такого?

Позже, вспоминая эти свои мысли, она поначалу ужасалась самой себе, прижимала ладони к щекам, прикрывала глаза. Затем, с прибавлением жизненного опыта, мысли эти стали казаться ей не столько постыдными, сколько смешными, наивными, ведь она не знала тогда, что такое настоящий поцелуй. Вся информация о поцелуях и прочем подобном, сопровождающем любовь, была почерпнута ею из кино, в те времена относительно целомудренного, а с подругами и одноклассницами она разговоров о таких вещах избегала – брезговала.

Напрасно Лина ждала окончания этой фразы – Алекс ее не продолжил. Вместо этого он подвинул к ней поближе вазочку с печеньем и стал рассказывать, как давным-давно, когда ему было примерно столько же, сколько ей, тоже свалился с велосипеда, но гораздо неудачнее – сломал ногу. Хуже всего было то, что произошло это в пустынном месте, на лесной тропинке, а сзади на багажнике, в хозяйственной металлической сетке, сидел трехлетний Эрик, который во время аварии вылетел в кусты и там ревел белугой, пока Алекс пытался встать, допрыгать до него на одной ноге и вытащить, всего исцарапанного и описавшегося от испуга.

Рассказывал он смешно, Лина даже перестала на время стесняться и смеялась, пока не поняла вдруг, что смешного в этой истории было мало. Тогда она замолчала, снова застеснялась, опустила глаза.

Наверное, это все, что она запомнила о той, первой, самой ценной для нее встрече. Остальное было покрыто туманом, так что трудно было разобраться, где истинные воспоминания, а где – созданные временем и воображением. Да и вспоминать-то было нечего. Ничего примечательного не произошло, все надежды и фантазии были пустыми и не сбылись.

Отдельными картинками Лина видела, как возвращается в свой подъезд, ведя велосипед Марго, как стирает ее испачканную одежду, далее – вопли сестры и разорванная ею в отместку любимая Линина блузка… Или блузка была потом? Нет, именно тогда, если рассудить логически…

А дальнейшие встречи с Алексом и встречами нельзя было назвать – редкие и случайные столкновения во дворе. Он обязательно улыбался, кивал и говорил: «Привет, Лина!». Она в ответ тоже говорила «Привет», но назвать его по имени стеснялась.

Одежду его жены она постирала, выгладила, аккуратно сложила в пакет и, дождавшись подходящего момента, попыталась ему отдать. Он не взял. И даже ничего не сказал. Только засмеялся, помотал головой и ушел.

Дважды она предприняла позорные попытки – как тогда с Гилем – якобы случайно пройтись по берегу реки там, где Алекс иной раз стоял с мольбертом, но подойти к нему не решилась: он был настолько погружен в работу, что Лина даже издалека явственно чувствовала его наглухо закрытое биополе.

Как наваждение преследовали ее долго-долго его голубые глаза, особенно почему-то в период после того, как вся семья Пулитцев эмигрировала в Германию. Случилось это зимой, в декабре, и для Лины было шоком. Она понятия не имела, что они собираются уезжать. Даже несмотря на то, что внимательно прислушивалась ко всем соседским разговорам, по крупицам вылавливая информацию об Алексе, – все равно самое главное как-то пропустила. Или Пулитцы скрывали свои намерения от посторонних?