Читаем Отель «Прага» полностью

Так что знакомство длилось всего-то четыре месяца, даже меньше. И можно ли тот короткий эпизод в сквере, чаепитие и последующие шаблонные «Привет» – «Привет» назвать знакомством? Вряд ли. И можно ли считать подвигом благородный, но, в сущности, ничем не выдающийся поступок Алекса? Вряд ли. Он не закрывал ее своим телом от пули, не спасал от хулиганов, не вытаскивал из проруби. Он всего лишь обратил на нее внимание, всего лишь не прошел мимо, всего лишь прервал сцену ее позора, ее унижения. Сцену, которая и без того скоро закончилась бы и забылась, не нанеся особого ущерба. И тем не менее ничто больше не оставило такого следа в душе Лины. Долгие годы она вспоминала это как единственное чудо в своей жизни и долгие годы грелась этим чудом, пока время не скрыло его под многочисленными слоями жизненных коллизий и череды обыкновенных, но все равно чем-то наполненных дней; пока оно не унесло с собой остроту чувств.


***

С момента отъезда Пулитцей в Германию Лина ничего больше не знала об Алексе. Живописью она никогда не интересовалась и поэтому понятия не имела, что он все-таки покорил свой Олимп. Да ей и в голову никогда не приходило размышлять о его профессии. Она существовала для нее отдельно от Алекса, от его голубых глаз, от его взгляда-голоса-рук-улыбки. Он был – только он. В мыслях Лины его ничто не сопровождало.

С годами воспоминания гасли. Последнее время Лина вообще очень редко думала об Алексе. Постепенно он перестал быть для нее живым человеком, превратившись в подобие героя романа или кинофильма. Образ его едва теплился в ее памяти. Возможно, еще через несколько лет он померк бы окончательно и вспомнился только под старость. Но в это Лина не верила. Этого быть не могло.

Вернувшись из ресторана в свой номер, Лина открыла ноутбук и набрала в поисковой строке «Алехандро Пулитц». Нашлось около сотни тысяч ответов. Лина знала, что это не так уж много, но, в конце концов, он был художником, а не артистом и не певцом. А участь художников, особенно в век шоу-бизнеса, – оставаться в тени представителей других, более эффектных и простых жанров.

Лина открыла первый же сайт. Там содержалось множество фотографий работ Алекса. Она сама не ожидала, что ее так увлечет просмотр картин. К живописи она была не то что совсем равнодушна, но понимала ее плохо, в музеях ходила по залам с умным видом, абсолютно не видя никакого различия между шедеврами и прочими полотнами, и лишь некоторые пейзажи заставляли ее замереть и увидеть вдруг за нарисованными деревьями – невидимые холмы, речку, рыбаков и маленькую деревушку, а в предгрозовом небе – наплывающую тучу, вот-вот взорвущуюся диким ливнем.

Работы Алекса выгодно – для такого профана как Лина – отличало наличие сюжета. Конечно, не везде. Значительная часть его картин в основе имела изображение человека. Женщины – разные, молодые и не очень, одетые и обнаженные, в разных позах и с разным выражением лица, смотрели вверх, или вбок, или внутрь себя, но нигде – прямо на зрителя. Почти все были красивы и имели необычный разрез глаз. В одной из женщин Лина увидела себя – или это ей почудилось. Овал Лининого лица был гораздо более узким, но в остальном дама в нежно-фиолетовом одеянии была очень похожа на нее. А может, Лина – на эту даму.

Скопировав фото в свой компьютер, Лина продолжила виртуальную экскурсию по виртуальной выставке Алекса. Все его работы на сайте были разбиты по периодам. Тот, что относился к девяностым годам, понравился ей меньше остальных, он был слишком темен, слишком мрачен. Она могла понять, почему. Или ей казалось, что могла. Как раз тогда он уехал из страны навсегда. Лина не знала, желал ли он этого, или желала его семья, а он – нет, она вообще не знала причины их отъезда, но сам факт уже мог привести к депрессии творческого человека. («И не творческого тоже», – продолжила Лина свою мысль, подумав уже о себе самой и о собственной скорой эмиграции в ту же Германию, где уже давно не было Алекса.)

Остальные периоды его творчества были пронизаны не то чтобы светом и теплом, но как бы надеждой на свет и тепло, а также жизненной силой. Только некоторые картины были словно по ту сторону света и от них исходило странное ощущение безнадежности. Но следующий клик мышки – следующая картина – снова возвращал к жизни.

Лина решила попозже еще раз вернуться на этот сайт и еще раз просмотреть все картины Алекса, а пока почитать о нем самом, о его жизни и его творчестве. Но только она открыла информационную страницу, как в дверь постучали.


***

– Я услышу наконец твой секрет? – осведомился Алехандро, с облегчением снимая и швыряя на пол сначала пиджак, затем носки, затем расстегивая брюки и заваливаясь на кровать.

Инма смутилась. Актрисой она была никакой, не умела играть даже в обычной жизни, не говоря уже о сцене, и Алехандро, увидев сейчас выражение ее лица, сразу понял, что тут что-то не так, насторожился, сел.

– Инма! В чем дело?

– Обещай, что не будешь орать.

– Как я могу это обещать? Я живой человек, а не мумия, черт возьми! Говори секрет!

– Ну вот, ты уже орешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Классическая проза / Проза