Инициал «Ф.», ясное дело, принадлежал месье Фулону, секунданту мистера Монктона, скончавшемуся от чахотки в Париже.
Теперь в личности того, чье тело я обнаружил, не могло быть никаких сомнений. Мне оставалось лишь вернуться к Альфреду и рассказать ему о находке, а потом получить разрешение забрать тело. Я не мог до конца поверить, что очевидно недостижимая цель, которую мы поставили себе, покидая Неаполь, была, по случайному стечению обстоятельств, практически достигнута.
– Записка неопровержимо и без всяких сомнений доказывает, – сказал я, – что останки в пристройке – это именно то, что мы ищем. Могу я поинтересоваться, возникнут ли какие-нибудь препятствия, если племянник мистера Монктона захочет забрать тело, чтобы поместить в фамильную усыпальницу в Англии?
– А где же этот племянник? – спросил отец настоятель.
– Ожидает моего возвращения в городке Фонди.
– Он может доказать свое родство с погибшим?
– Несомненно. У него с собой бумаги, которые однозначно это подтверждают.
– Если мирские власти сочтут эти бумаги твердым и достаточным доказательством родства, то никаких препятствий мы чинить не станем.
У меня не было ни малейшего желания продолжать эту далекую от теплой беседу ни секундой больше. День клонился к вечеру, но мне нужно было во что бы то ни стало скорее вернуться в Фонди, даже если придется идти всю ночь. Поэтому, сообщив отцу настоятелю, что в скором времени вернусь, я откланялся и поспешил вон из ризницы.
У ворот стоял старый знакомец монах, готовый выпустить меня.
– Благословляю тебя, сын мой, – проговорил почтенный затворник, на прощание похлопав меня по спине. – Возвращайся поскорее и порадуй своего духовного отца еще парой маленьких-маленьких щепоток этого отличного табачку.
Глава 5
Почти бегом вернулся я в деревню, где меня ожидал проводник с мулами, велел скорее седлать их и еще до заката оказался в Фонди.
Поднимаясь по лестнице нашей гостиницы, я мучился нерешительностью, как именно рассказать Альфреду о своей находке. Если я не сумею подготовить его к спокойному принятию новостей, в его состоянии потрясение может стать смертельным. Отворяя дверь в его комнату, я так и не собрался с мыслями, а его поведение при встрече так выбило меня из колеи, что на несколько мгновений я оказался совершенно растерян.
В его облике не было ни следа того мрачного оцепенения, в котором я оставил друга, отправляясь к монастырю. Глаза его смотрели живо, на щеках играл здоровый румянец. Он поднялся мне навстречу, когда я вошел, но притянутую руку пожать отказался.
– Ты поступил со мной совершенно не по-дружески, – произнес он с чувством. – Как ты мог отправиться на поиски без меня? Как мог ты бросить меня одного? Зря я доверился тебе, ты ничем не лучше остальных.
Я к этому моменту слегка оправился от первого ошеломления и решил, что нужно отвечать до того, как он успеет наговорить чего-нибудь такого, о чем потом пожалеет. Было ясно: в том состоянии, что пребывал сейчас Альфред, он не будет слушать моих оправданий и разумных доводов. Поэтому я решил рискнуть и сразу же вывалить на него главное открытие.
– Когда ты узнаешь, что я смог совершить для тебя во время своей отлучки, то наверняка сменишь гнев на милость, Монктон, – сказал я. – И если я не ошибаюсь, цель всего нашего путешествия сейчас ближе, чем…
Румянец моментально сошел с его щек. Что-то в выражении моего лица или в голосе, что-то, о чем я и сам не догадывался, рассказало его восприятию, обостренному нервным напряжением, больше, чем я собирался сказать словами. Он впился в меня взглядом, схватил за руку и горячо зашептал:
– Рассказывай сейчас же! Ты нашел его?
Колебаться было нельзя, и я ответил утвердительно.
– Похоронен или нет?
На последнем слове его голос внезапно сорвался на фальцет, и он схватил меня уже за обе руки.
– Не похоронен.