Отель с привидениями

Не успел я выговорить это слово, как кровь снова прилила ему к лицу, глаза загорелись, и Альфред разразился победным хохотом, поразив меня до глубины души.

– Я же говорил! Что ты теперь думаешь о древнем пророчестве?! – воскликнул он, отпуская меня и принимаясь ходить взад-вперед по комнате. – Признай, что ты ошибался. Признай, и пусть это признает каждый в Неаполе, когда я вернусь с телом дяди.

Монктон хохотал все более дико. Я безуспешно пытался хоть как-то его успокоить. Прибежали его слуга и владелец гостиницы, но их присутствие только распаляло Альфреда, так что я выставил их за дверь. Обернувшись, я увидел на столе ту самую пачку писем мисс Элмсли, которую мой несчастный друг хранил с трогательной заботой и много раз самозабвенно перечитывал. Альфред посмотрел на меня, когда я возвращался от двери, которую закрыл за слугой, и тоже увидел письма. Возрожденная моими известиями надежда на будущее с написавшей эти письма, казалось, захлестнула его с головой, когда Монктону на глаза попались эти драгоценные воспоминания о суженой. Его хохот оборвался, выражение лица резко переменилось, он подскочил к столу, схватил письма и с видом глубокого опустошения, от которого у меня защемило сердце, опустился на колени, уронил голову и заплакал. Я, не говоря ни слова, вышел из комнаты, чтобы ничем не прерывать новое переживание друга. Вернувшись через некоторое время, я застал Альфреда спокойно сидящим в кресле, связка писем лежала у него на коленях, а одно он держал в руках и перечитывал.

Весь его вид излучал доброжелательность, а жесты были мягки на грани женственности, когда он встал ко мне навстречу и протянул руку для приветствия.

Он достаточно успокоился, чтобы я мог рассказать подробности своей вылазки. Я не стал скрывать ничего, кроме разве что состояния, в котором обнаружил тело. Также я не стал брать на себя смелость указывать Альфреду, как поступать дальше, с одним лишь исключением: твердо настоял, что я сам и только сам заберу тело у монахов, а Альфред удовлетворится запиской мсье Фулона и моим словом чести, что помещаемые в гроб останки принадлежат именно тому, кого мы искали – Стивену Монктону.

– Ты не в том состоянии, чтобы пережить это зрелище, а у меня нервы покрепче, – сказал я, извиняясь за свою настойчивость. – Поэтому я прошу тебя положиться на мое руководство во всем, что нам предстоит сделать в ближайшее время, пока останки не будут надежно запаяны в свинцовом гробу. После этого все распоряжения будешь отдавать ты и только ты.

– У меня нет слов, чтобы отблагодарить тебя за доброту, – ответил Монктон. – Будь у меня родной брат, и тот не обращался бы со мною теплее и не помогал мне терпеливее, чем ты.

Он умолк и задумался, потом принялся медленно и аккуратно связывать письма мисс Элмсли в пачку, затем неожиданно бросил в сторону стены за моей спиной тот самый напряженный взгляд, значение которого я теперь прекрасно понимал. С момента нашего отъезда из Неаполя я старался не касаться темы призрака, который, как уверял Альфред, следовал за ним неотступно. Но сейчас мой друг вел себя спокойно и собранно, и было не похоже, что он снова придет в исступление, если заговорить об этом. Поэтому я решился спросить прямо:

– А призрак так и сопровождает тебя с момента нашего отъезда?

Монктон посмотрел на меня с улыбкой.

– Разве я не говорил тебе, что он следует за мной повсюду?

Альфред снова перевел взгляд на стену и дальше говорил так, будто обращается не ко мне, а к незримому третьему собеседнику.

– Мы распрощаемся, – произнес он медленно и мягко, – когда на пустое место в фамильном склепе встанет гроб. А потом я поведу Аду к алтарю в соборе аббатства, и когда она посмотрит на меня, то лицо мое уже не будет искажено страданием.

Он подпер подбородок рукой, вздохнул и начал тихонько повторять строки старого пророчества:

Если в склепе под плитой
Гроб для Монктона пустой,
А мертвец лежит в пыли
От своей земли вдали –
От роду ее хозяин
Непогребен и неприкаян.
Это будет верный знак -
Ждет их всех забвенья мрак.
Угасая всё скорей,
Прочь из памяти людей
Уинкота последний лорд
Вместе с родом будет стерт.

Последние слова он, как мне показалось, произнес уже бессвязно, и я попытался сменить тему. Альфред не обратил на меня ни малейшего внимания и продолжил говорить сам с собой.

– Род Монктонов будет стерт из памяти людей, – повторил он, – но не в моем поколении. Надо мной злой рок больше не властен, потому что я верну останки туда, где они и должны быть. Место в склепе не останется пустым. А потом – новая жизнь, жизнь с Адой.

Произнеся ее имя, Альфред будто очнулся. Он открыл дорожное бюро-шкатулку, положил письма внутрь и достал чистый лист бумаги.