Отец и сын, или Мир без границ

Почти сразу пропали интересные задачи. Впрочем, и когда они были, обсуждение сразу выродилось в халтуру: кто сделал, тот сделал; результаты не закреплялись. Я все же поинтересовался, что стряслось со столь ценным начинанием. Выяснилось, что мистер Р. сдал книгу в библиотеку, из чего я заключил, что книги больше не продлеваются, копировальные аппараты уничтожены или тот экземпляр существовал в единственном числе, как чудом сохранившаяся средневековая рукопись.

Из Жениных скупых, клещами выжатых рассказов я узнал, что в ход пошла геометрия, но что она ему «не дается». Опять же геометрия не домашний кот. Знакомый по прошлому принцип не вызывал сомнения: не дается – не бери. Что они проходили, понять мы не смогли. Если не считать испугавшего меня слова «конгруэнтный». «Я ненавижу геометрию», – сказал Женя, верный главному правилу американской школьной жизни спрягать глагол ненавидеть с максимальным количеством прямых дополнений. В октябре состоялась наша пятнадцатиминутная встреча с учителем.

Меня интересовала только геометрия. Подобно своему предшественнику, мистер Р. развернул передо мной все ту же блестящую панораму будущих Жениных занятий: квадратный корень извлекут до десятого знака, пройдут кубический корень, все узнав о десятичной системе исчисления; изучат системы с другой основой и, наконец, глубже проникнут в теорему Пифагора. Вот тут, несмотря на малость времени, я и спросил, почему такой акцент на теорему Пифагора, при том, что дети не знают самых элементарных вещей. Ответ ошеломил меня: именно в той беседе я впервые услышал фразу, которую цитировал в прошлых главах: Мария Монтессори придавала этой теореме огромное значение.

Спасибо, подумал я, что она не возлюбила бином Ньютона. Теорема Пифагора, продолжал мистер Р., имеет множество доказательств (я устыдился, что знаю только два доказательства: простенькое алгебраическое и то, которое нашел сам Пифагор); математики постоянно доказывают ее заново. Был в США даже президент из математиков, и его доказательство особенно заслуживает внимания. Знаю ли я об этом? Имеется в виду президент Гарфильд. Как же, как же… «Гарфильд худеет», «Гарфильд ест себя поедом», «Гарфильд съел собаку», «Гарфильд баллотируется в президенты», «Гарфильд чешет за ухом Пифагора»[1]. Женя, который с величайшим трудом понял теорему о вертикальных углах и который, несмотря на все мои усилия, не мог уяснить себе идеи доказательства, как раз нуждался в тонкостях гарфильдовского подхода к теореме Пифагора! Будь они все неладны! Из школы мы унесли план на год, и я понял, что геометрия – часть всеобщей программы и потому наверняка будет на тесте в «Аркадию».

В том году опять была «конференция по науке». Женя выбрал в качестве темы самолеты (что же еще?), готовился с бешеным рвением и получил призовое место, а доклад даже сделал в качестве гастролера в младшей группе. Лишь самолетами, котами и свинками занимался он без понуканий. А между тем он стал хорошо играть. Трехстрочную прелюдию Шопена и этюд Геллера «Лавина» он готов был повторять хоть сто раз, но не было случая, чтобы он добровольно открыл крышку пианино, и с книгой тоже никогда не садился сам. Остановившись на полуслове, он не возвращался к самому интересному месту, если не считать французских детективов (которых мы в Брюсселе и в Антверпене купили тонну), и, конечно, того, что по вечерам читал ему я; тут он не мог дождаться следующей главы. Когда я его усаживал, он не возражал и не скрывал радости, наткнувшись на что-нибудь забавное. Такой отрывок он читал мне вслух, и мы радовались оба. Он, несомненно, гордился своей начитанностью и музыкальным развитием; он даже любил видеть себя играющим. Дети – все же странные существа.

Иногда в школе возникало нечто, увлекавшее всех, а значит, и Женю. На первом месте долго держался хоккей. Дома он каждую свободную секунду загонял шайбу в раздвижные домашние ворота, а иногда даже таскал сетку в школу. Два раза в неделю их школьная команда тренировалась в зале. Тренировал их все тот же мистер Р., и ему помогала какая-то дама (а может быть, он помогал ей). Увы, хоккей не квадратный корень и не теорема Пифагора-Гарфильда: в нем нужны результаты. В турнире, из которого команда выбывала после двух поражений, они вылетели сразу, лишь случайно выиграв первый матч (4: 3). Никто не огорчился: дети вытянулись в свой рост и получили удовольствие. Что же еще надо? Уезжая в полюбившийся ему весенний лагерь, Женя все время помнил, что вернется в день игры и прямо с автобуса ринется защищать свои ворота (так и случилось). А на музыку мог уйти без нот и в школу – без выполненного задания.