Отец и сын, или Мир без границ

Об этом Джеке я собирался написать, что помню его по предыдущим дням рождения и что он чудовище, но воздержался из-за одного эпизода. На очередном Стэнфордском тесте была задача: три лимона стоят 75 центов; сколько стоят 27 лимонов? Мы издавна решали такие задачи, и как раз тогда в русском учебнике пошли пропорции. Женя хорошо их понял и все же стал выяснять, сколько стоит один лимон. А Джек (с которым, возможно, тоже занимались дома) ткнул пальцем в Женин тест и сказал: «Ты разве не видишь, что лимонов стало в девять раз больше?» Ай да Джек! Я сразу одобрил выбор Аманды: рви лучший кусок.

Тем временем Женя наслаждался событиями в человеческом треугольнике; сам же был свободен от любовных пут. Он издавна дружил с очень славной девочкой Кейт, хорошей художницей; сохранились ее комиксы о Жене и коте Гарфильде. «Она под очень сильным Жениным влиянием», – сказал нам мистер Р., и невозможно было понять, одобряет он этот союз или нет. Сам Женя как-то сказал: «Я бы хотел девочку покрасивее, но не до жиру, быть бы живу». Случилось так, что он, Кейт и еще какая-то девчушка шепотом беседовали на уроке о котах. Каждый мяукал, изображая свою кошку. Женя приврал, будто Чарли – его кот, и тоже мяукнул (не сомневаюсь, что очень похоже). Почему-то мистер Р. услышал только Женю, сказал, что тот сознательно нарушает дисциплину, и пригрозил пожаловаться родителям.

Между прочим, в связи с прогулянным рисованием я по телефону говорил с учительницей и пытался восстановить мир, но она как автомат бубнила одну и ту же фразу: «Наша школа основана на доверии. В этом смысл системы Монтессори». Так я ничего и не добился, но инцидент имел счастливый конец, так как Женя перевел ей статью из французского журнала. Она никак не могла понять, как это у Жени получилось. Очень похоже было уже описанное изумление другой учительницы, когда Женя в ее присутствии извлек квадратный корень.

Мистер Р. не позвонил. Всю эту эпопею поведал нам сам Женя, который знал о сверхдобром отношении к нему их учителя, но все-таки бурно жаловался на несправедливость и честил его почем зря. В этой сфере его словарный запас был ослепителен. Кстати, тот лимонный Стэнфордский тест показал очень хорошие результаты, но опять математика опередила языковые науки. Отсюда я заключил, что на Женю надеяться невозможно, а тесту не следует верить. Почему, допытывался я, он не узнает английских слов, которые почти побуквенно совпадают с французскими? Оставалось утешаться каламбурами (часто двуязычными) и остротами.

Наша великая, незаменимая французская семья разъехалась, но родители остались на неопределенное время в городе, и мать семейства согласилась заниматься с Женей. В том году Женя, почти доживший до двенадцати лет, впервые принял участие во французском конкурсе для школьников. Программа сообщалась заранее, так что подготовился он хорошо. К моему удивлению, он не верил в успех и боялся грамматики.

В положенный день их учительница вручила Жене конкурсные вопросы, и, по Жениным словам, он сделал одну ошибку в грамматике (сделал-таки!). Лента с записью ответов пошла дальше. Впереди маячили общерайонные и штатные туры, а победителя ждала поездка в Монреаль. Несмотря на наш бешеный протест, Женю записали в категорию детей, говорящих по-французски дома. Наконец пришел ответ: Женя занял седьмое место по стране. В любом другом соревновании (например, по математике) итоговое седьмое место было бы невероятным успехом, но во французском ничего было не понять: почему именно седьмое, кто в этой великолепной семерке предыдущие шесть, как считали и за что начисляли очки. Все кончилось завтраком в местном французском отеле и свидетельством.

Обильный досуг в школе пробудил в Жене инстинкт организатора. По его инициативе весь класс пошел в пиццерию, а потом до поздней ночи смотрел по телевизору хоккейный матч между командами старшеклассников. Целыми днями он звонил и спрашивал: «Сколько стоит ваша самая дешевая большая пицца?» Наконец хозяйка не выдержала и поинтересовалась: «Не вы ли звонили вчера почти десять раз?» Эту вылазку удалось повторить: снова пиццерия и матч. Женя разослал всем приглашения за подписью: «Координатор».

Конец года был ознаменован пьесой о том, как двое детей улаживают разногласия между американским и советским президентами во имя мира во всем мире. Роль советского президента поручили Жене, и он участвовал в трех сценах. Его облачили в костюм и нацепили дедушкины медали. Перед публикой возник генсек-херувимчик, социализм с человеческим лицом. Он играл очень мило и убедительно, но, конечно, это был просто Женя, а не подобие Хрущева-Брежнева-Андропова; как раз тогда Черненко переживал свой медовый месяц.