Отец и сын, или Мир без границ

В 1974 году восторжествовало равенство и разделение на категории отменили, но родители и десять лет спустя старались посылать своих сыновей и дочерей в бывшие грамматические школы, надеясь, что там и учителя лучше, и публика почище. Остались и платные школы вроде той, в которую я позвонил. Для нас место нашлось только в школе за десять минут ходьбы от дома. Репутация у нее была неважная (простонародье), но действительность оказалась нестрашной, и, наверно, хорошо, что Женю не приняли ни в одно из более знаменитых заведений: что бы он делал среди золотой молодежи? Его в те времена интересовали только хоккей, кошки и морские свинки.

Детям полагалась форма; пришлось ее купить. В совершенно пустом огромном корпусе школы мы случайно наткнулись на завхоза и учительницу английского языка, от которой узнали много полезного, а я настоятельно советовал ей не забывать о различии между британским и американским правописанием. Но и накануне занятий в школе не было никого, кроме директора, который произвел на меня очень хорошее впечатление. Меня больше всего беспокоил вопрос о так называемых потоках. В Англии внутри возрастной группы издавна было принято делить учеников на верхнюю (успевающие) и нижнюю группу, но выяснилось, что детей приезжающих профессоров автоматически определяют в верхний поток.

В школу Женя ходил сам: район оказался безопасным и там никто никого не провожал. Учили вполне хорошо. Правда, по математике, самому слабому предмету, все время мерили площади. На уроках много писали и задавали сочинения, например придумать историю о привидениях; однако никакой литературы не проходили. По истории занимались средневековой Англией и тоже требовали сочинений. Так, предложили написать, что произошло в кельтской деревне в день нашествия германцев. Женя изложил события неплохим языком и по обыкновению воспроизвел свою антигероическую модель.

При виде германцев его персонаж раздумывает, сражаться или бежать, и, естественно, бежит. Пробежав несколько часов, он останавливается и скромно завтракает. Учительница очень его похвалила. Другие, как я понимаю, были косноязычны и вообще лыка не вязали, а тут целая новелла с раздумьями и закуской. По географии, кроме элементарных сведений об Англии (города, реки, заливы – самое трудное дело для Жени, который давно забыл свое увлечение глобусом и французские провинции и, хотя остроумно назвал Мраморное море не просто мышкой, а мышкой-норушкой, не мог, глядя на карту, ответить, как из него попасть в гораздо большее море, Средиземное), обсуждали широты, долготы и часовые пояса.

Программа еще включала французский (об обеих француженках Женя отозвался с большой похвалой), латынь, компьютеры, токарное дело (мы даже увезли домой выточенную им пластинку), природоведение, домоводство, музыку, физкультуру – вполне достойная программа. С латынью нам повезло: ее проходили по тем же учебникам, что и в «Аркадии», и учительница попалась превосходная. Еще был предмет «Религиозное образование». Мы имели право освободить Женю от него, но по незнанию вовремя не написали записки; Жене понравилось (там рассказывали что-то о «знаках и символах»), и он остался.

Им задали нарисовать герб, разделенный на четыре части так, чтобы в каждой секции был изображен любимый предмет. Женя выбрал кота, телевизор, мяч и тарелку, наполненную фруктами. Словно извиняясь, он сказал мне, что вместо тарелки или мяча, пожалуй, возьмет книгу. Но я подачки не принял и отсоветовал ему лицемерить. На домоводстве готовили еду и рисовали план кухни. Женин план, несмотря на наши объяснения, вышел ни на что не похожим: в углу, слева сверху, висел, наподобие ковра-самолета, стол с ножкой, неведомо в какой проекции. Этот нелепый чертеж имел неожиданные последствия. Он вдруг спросил: «Значит, перспектива – это уменьшение величины дальних предметов?» В тысячный раз я подумал: «Что это: капля камень точит?» В Лувре мы сели отдохнуть перед средневековой картиной, висевшей рядом с более поздней, и я объяснил ему, почему иконы и детские рисунки кажутся нам такими плоскими и странными. Через три недели, в связи с его планом кухни, тот разговор всплыл в непредвиденном контексте.

Игр и бега Женя терпеть не мог, но в Кембридже он часто простужался, однажды просидел дома целую неделю, и поэтому мне приходилось чуть ли не каждую среду писать ему увольнительную от физкультуры, так что этой части английского образования он избежал. В остальном же следы кембриджского семестра обнаруживались в самые неожиданные моменты. Наша хозяйка сломала ногу, а сломала она ее потому, что пролила у себя на кухне масло.

– Как она могла? – изумился Женя. – Она ведь когда-то работала в школе и преподавала домоводство!

А то вдруг он начинал говорить о химических реакциях или о причинах изменения погоды.