Отец и сын, или Мир без границ

Но старший сын того коллеги, отца двух братьев, которому я написал письмо (и на которое не получил ответа), оказался весьма основательной гнидой (я полагаю, что это у него наследственное). Вскоре после моего эпистолярного протеста он начал шантажировать Женю, что расскажет о моем письме классу («Ну и расскажи, – ответил Женя, – тебе же будет хуже»), хотя я специально попросил отца предотвратить разговоры о письме в школе. Негодяй продолжал довольно изощренно издеваться над Женей.

«Неужели ты не можешь хоть раз возмутиться? – удивлялся я. – Ведь он подонок, а значит, наверняка трус. Запусти в него тарелкой или сделай что-нибудь героическое в таком духе». И о чудо! Однажды, когда тот насыпал Жене очередную соль в еду (для чего надо было специально подойти к стоявшему поодаль столу), Женя выплеснул на него стакан клюквенного сока, которым тот и истек. Вся столовая была в восторге, даже повариха (начитанный Женя упорно называл ее кухаркой). Любитель соли в чужих тарелках, правда, сказал Жене: «Ты не украшение жизни» (видимо, он не раз слышал это про себя), но сок охладил его. Жалобы на нас не последовало. Свитер, видимо, отдали в чистку или пожертвовали в благотворительных целях.

Меня поражало, почему я и Женя заняли такое неподобающее место в жизни той семьи. Через несколько месяцев после истории с соком успокоившийся и обсохший пакостник по какому-то поводу сказал Жене: «Я успеваю по всем предметам лучше тебя. Твои родители бьют тебя, если твои отметки хуже моих». Хотя он и в самом деле учился лучше Жени, его успехи были нам глубоко безразличны. Били ли его самого, если он вдруг не получал высшего балла?

Детей в той школе отличала проявлявшаяся в любой мелочи внутренняя гнусность. Ее принято ассоциировать с «буржуями», торгашами, но я уверен, что в привилегированных школах вроде тех, куда я по глупости рвался в Англии, дела обстоят не лучше, если не хуже. А о нравах закрытых учебных заведений написаны тома. Наш знакомый, который брал Женю на хоккей, был хозяином газеты и какого-то канала и, кажется, совладельцем (или что-то в таком роде) хоккейной команды. Он часто звал Женю на матчи, но не было времени, и я ему постоянно отказывал. Наконец я отпустил Женю на какой-то четвертьфинал, и Женя рассказал об этом в школе, пояснив, кому он обязан столь грандиозным благодеянием. Один из его соучеников удивился: «Вот не думал, что у тебя такие связи». Естественно, в рубашках с надписями и теннисках на занятия никто не приходил. Все следили за одеждой друг друга и постоянно переодевались. Можно было явиться на урок с экстравагантной цепью на шее. Я глубоко пожалел, что в «Аркадии» не было формы.

Постоянно обсуждались доходы родителей и карманные деньги – порой весьма значительные суммы. Все ездили на каникулы во Флориду и прочие скучные места, но никто никогда не говорил о школе как о месте, где чему-нибудь учатся. Все знали: школа существует только для внушительного аттестата и для того, чтобы подготовить выпускников к тестам для поступления в знаменитые колледжи и университеты; со своей задачей она худо-бедно справлялась. Женя в один из таких университетов и поступил.

К весне с основными неприятностями удалось кое-как справиться. Из особо активных гонителей осталась некая Х., которая при виде Жени просто из себя выходила: дралась и дразнилась. В школе Женя встретил несколько старых знакомых, в том числе девчушку из детского сада, любившую тогда малыша, с которым полдня лежала в обнимку. Оба ребенка были прелестны. Теперь она превратилась в злобную кобылу, нападавшую на Женю в школьном автобусе. Ее речь на конкурсе восьмых (американских) классов под названием «Мой первый бюстгальтер» имела большой успех. Приятель обожаемого Джона, принятый когда-то в седьмой класс, бросил школу после двух лет. По рассказам, он сидел за уроками день и ночь и называл обстановку напряженной, что бы это ни значило.

2. Чему там учили: математика

Хаос вместо музыки. Не по графику. Сок из камня

Предварительные разговоры с учителями привели к тому, что Женя пошел по математике не в седьмой, а в восьмой класс: алгебра без геометрии, то есть попал примерно туда, куда и следовало, если не считать неравенств, которых мы с ним совсем не проходили. Учебник показался мне слабым и довольно серым. Преобладали алгебраические действия (то есть преобразования, а задач было мало). Все проходилось быстро и не закреплялось. К тем же неравенствам, занявшим две недели, никто никогда не возвращался. Жене такая система не подходила: он обладал замечательной способностью мгновенно забывать то, что его не интересовало.