Отец и сын, или Мир без границ

Второй год в «Аркадии» прошел, как и следовало ожидать, спокойнее, но не примирил меня с методикой преподавания математики. Темы сменяли друг друга в умопомрачительном темпе: вдруг пошли и иссякли задачи на совместную работу и пропали задачи на уравнения. Ученикам показали схему для решения таких задач. Женя когда-то знал гораздо более осмысленную формулу, но, конечно, забыл ее. На экзамене была элементарная задача на догонку. В формуле, не выведенной, а только заученной, он что-то напутал, и получилось, что ракета не догонит спутник. Этот ответ он и записал.

Как же не догонит, удивился я, если у нее скорость выше? Мое изумление ничуть не смутило его; он был поражен, что его ответ и в самом деле оказался неправильным. Конечно, виноват был он сам (при чем тут методика?). Но если бы преподавание не было столь хаотичным и на каждый тип сделали не пять или десять, а пятьдесят задач, то и результат мог бы оказаться не столь плачевным.

В какой-то момент возникли графики. Линейная, угловая, квадратичная и обратная функция вывалились на класс сразу, как из мешка Деда Мороза. Для каждой функции Женя пытался запомнить вид графика (это требовалось знать), но преуспел в этой долбежке мало. Однажды им задали что-то вроде уравнения с двумя неизвестными (которые тоже прошли необычайно быстро); решить их требовалось по графикам. Я пришел из университета поздно и убедился, что, хотя задание выполнено, все – сплошная чушь. Мы долго рисовали графики и получили ответы. Назавтра учительница сказала, что ответы выглядят слишком сложными, чтобы быть правильными, и предложила изумивший меня способ угадывания по коэффициентам. Я пытался понять, чем мой способ хуже, но так ничего и не добился.

В январе возник новый учитель мистер Д. Мне его расхвалила за несколько месяцев до того одна женщина (мы встретились на каком-то обеде): он-де аналитик и учит красоте математики. Я очень испугался: только не это. От других я слышал противоположные мнения. Впрочем, имея дело с таким математиком, как Женя, нельзя было предсказать ничего. Поначалу он мистера Д. одобрил и даже сказал, что ему интересно. Проходили только функции. Все было крайне просто, но ни я, ни Ника этого языка не знали и помогать Жене не могли. Само собой разумеется, что новые темы не предполагали никакой связи со старыми. Никто не вспоминал корни, деление многочленов, задачи на движение и работу. Зная, что дома помощи не будет, Женя честно старался понять все объяснения, а иногда звонил учителю домой (это разрешалось).

Почему-то очень долго класс обходился без контрольных, а когда таковая возникла, Женя провалился, хотя делал задания исправнейшим образом и вроде бы все понимал. Какие-то вопросы он запорол, какие-то не дописал – словом, получил двойку. Потом учитель разрешил ему подать на отметку сочинение о каких-нибудь математиках (Женя взял Архимеда и еще кого-то). Последняя контрольная была сносной, и Женя получил за четверть три с плюсом – предел мечтаний.

Мистер Д. был старым человеком. Он любил разговоры на общие и околоматематические темы (аналитик!), задавал геометрические задачи, забыв, что у них в том году алгебра, а на вопрос по телефону, что же делать с вписанными фигурами, говорил: «Поиграй с ними». К Жене он относился без всякой предвзятости, даже с симпатией: написал о нем хороший отзыв и поставил самую высокую оценку за прилежание. Иногда он вещал перед контрольной: «Кое-кто, я полагаю, этот тест провалит», – и при этом смотрел на некоторых детей в упор. Среди них никогда не было Жени. Но что проку в хорошем отношении? Нужны-то были функции. Впрочем, и здесь царила полная неясность, так как никто не мог предсказать, возникнут ли они в будущем или уйдут в небытие вместе с неравенствами и многочленами.

Последняя четверть прошла под знаком графиков и формул, как всегда, поглавно, так что ни малейшей связи между разделами не образовалось. Учитель-аналитик оказался все-таки занудой, и, по Жениным словам, уроки его были невероятно скучны. Вернувшись домой с экзамена, Женя сообщил, что провалился, но оказалось, что справился со всеми вопросами благополучно. Табель за первый год прислали вполне достойный. И последнее, гораздо более позднее воспоминание. Те времена, когда Женя кричал: «Папа, помоги!» – а я отвечал: «Попробуй сам», – к пятнадцати годам навсегда ушли в прошлое; в то время он не подпускал меня к своим занятиям. Я вдруг заметил, что то ли домашних заданий стало меньше, то ли он начал откровенно халтурить: за исключением особо тяжелых дней, за час-полтора все всегда было готово.