Отец лучшей подруги

Даже от простого взгляда на языке разливается вкус знакомого терпкого сладко-соленого маринада.

Убираю пакет со стола на стул, чтобы его не видеть. И снова возвращаюсь к договору. Это было моим выбором, так? Я обещала себе, что если вернусь в Израиль, то меня ждут офицерские курсы.

Что ж, вот контракт.

Сроки. Условия.

Мне нужно только решиться и поставить свою подпись.

Ради чего мне оставаться дома? Тонуть в жалости, которая плещется в маминых глазах. Пора избавиться от прошлого и решить, чего я хочу в жизни.

Что я буду делать, чем жить, чему радоваться. Огромный освободившийся пласт моей жизни теперь выскоблен до блеска, как старая чугунная сковорода.

— Не догонишь! Не догонишь!

Мой столик внезапно подпрыгивает, а кофе выплескивается на бумагу. Ловлю чертовку, которая не успевает затормозить вовремя. Еще чуть-чуть и передними зубами она бы врезалась прямо в стол.

— Ой, слиха! — говорит девчонка.

— Простите, пожалуйста, — поспевает мама. — Оплатить ваш кофе?

— Не нужно, все в порядке.

Мне нужен не кофе. Пересадка сердца или машина времени, но ни того, ни другого у этой мамы нет.

Промокаю салфеткой договор. Всего несколько капель. Испортить его девчонке все равно не удалось.

Заставляю себя перечитать первые строки.

Я ведь этого хотела. Уйти в армию, если ничего не выйдет… Потому что подчиняться приказам проще, чем взять свою жизнь в руки. Передать власть над собой кому-то еще проще, чем признаться самой себе, что у меня нет запасного плана.

На самом деле нет и никогда не было.

Я ставила все на наши отношения, когда полетела в Россию. Дамы и господа, ставки сделаны, ставок больше нет. Шарик прыгал долго. Мучительно долго, пролетая мимо желаемого, но в итоге на рулетке все равно выпал ноль.

Так бывает.

Чувствую, что юбка прилипает к ногам. У меня как будто отошли воды, только они явственно отдают маринадом. Рот моментально наполняется слюной, пока я салфетками пытаюсь уменьшить размер катастрофы, сотворенной девочкой. Пакет из магазина опрокинулся, а упаковка от моих арбузов не была герметичной.

Да и к черту!

Достаю одну ароматную дольку и впиваюсь зубами в сладко-соленую мякоть. Рассол течет по рукам, на испорченную юбку, но множество моих вкусовых рецепторов сейчас испытывают самый настоящий оргазм, и плевать, что на меня косится с недоумением официантка.

Когда я прямо там уничтожаю купленные на пробу арбузные дольки, то понимаю две вещи. 

Во-первых, арбуза надо было брать больше. 

А во-вторых, я благополучно завершила то, что не удалось девочке. Договор испорчен. От капель рассола буквы поплыли, а мое имя, вписанное от руки, прочитать теперь даже невозможно.

Расплатившись, сначала умываю лицо и руки, потом выхожу из ТЦ, повязав на поясе куртку, чтобы скрыть мокрые пятна. Иду за еще одной порцией соленых арбузов, предвкушая, как съем их, не отходя от магазина.

В кармане звонит телефон, но взглянув на номер, я сбрасываю.

Никаких приветов из прошлого, я слишком долго жила только им. Настолько, что потеряла собственный вкус к жизни.

И только сейчас в моей жизни появился аромат душистого перца, лаврового листа, смородины и чеснока. Сначала пикантный, потом сладкий. Искрящийся на языке, как глоток шампанского.

— Есть еще вариант с медом, хотите? — улыбается продавщица в магазине.

Все хочу.

Отныне я буду питаться только арбузами. Только чудом, я не съедаю их все по дороге. Кожу на ладонях аж жжет от соли, губы тоже, когда я все-таки добираюсь до дома.

— Лея? — мама выходит мне навстречу, но потом замирает и принюхивается. — Господи, ты как будто похмелялась рассолом.

— Я в душ, мам. Но сначала отнесу остатки в холодильник.

— Соленые арбузы? А зачем столько?

— Они волшебные… Стой, не закрывай, я съем еще.

Проглотив одну дольку прямо там, пока располагаю упаковки на полках холодильника, поднимаю глаза — мама белее полотна.

— Что?

— Ты себя хорошо чувствуешь? — осторожно спрашивает она.

— Не начинай, — отмахиваюсь и иду в душ.

Мама семенит следом.

— Да я не про твои душевные травмы… Я про… Ну ты понимаешь.

Замираю в дверях.

— Мам, говори уже прямо.

— Хорошо, — тянет мама. — Вы когда это… То вы ведь… Ну…

Холодею изнутри, но вслух только рявкаю:

— Говори уже!

— Предохранялись? — почти беззвучно спрашивает мама.

— Конечно! — отрезаю.

— А с циклом у тебя что?

— Тоже все хорошо.

Да? Он же…

— А какой сейчас?.... — не договариваю, потому что к горлу подкатывает ком.

— День недели? — с фальшивой мягкостью подсказывает мама. — Месяц? Год? Что тебя конкретно интересует, Лея? И не поздно ли ты спохватилась?! — наконец кричит она.

— Все хорошо, мам. Не волнуйся… Это же просто…

«Я ела арбузы все время, пока была беременна Платоном».

Голос Иды Марковны подобен раскатам грома в моей голове. Холод растекается по венам, заставляя желудок сжаться до размеров грецкого ореха.

Всего лишь арбузы. Или обычный гормональный сбой.

Просто так совпало…

Ведь мы…

Я не дохожу до душа. Ноги подкашиваются возле унитаза, и меня выворачивает наизнанку. Мама влетает следом, ловит меня и опускается рядом со мной на пол.