Отец лучшей подруги

— Я убью его, — цедит она. — Пусть меня посадят в тюрьму, но зато я убью его собственными руками, как и хотела с самого начала! Прямо сейчас возьму билет и придушу, и даже не пытайся меня отговаривать!

Она держит мои волосы, пока я плачу, смеюсь, дрожу и не понимаю, мне хочется: еще арбузов или снова вырвать. Жаль нельзя делать все одновременно.

Квартиру оглашает дверной звонок.

Не сговариваясь, мы с мамой переглядываемся. В ее глазах горят костры Инквизиции.

— Ты же не думаешь, что это… — успеваю выдохнуть я.

Но мама уже подрывается, вылетает из ванной раньше меня и распахивает дверь как раз, когда звонок настойчиво звенит во второй раз.

Спрашивать, кто там, нет никакой необходимости.

Звук пощечины и отборные маты, которыми мама приветствует гостя, говорят сами за себя.

* * *

Я остаюсь в глубине нашей израильской квартиры, когда мама захлопывает дверь и оборачивается.

— Это он, — выдыхает она. — Ты хочешь его видеть сейчас?

— Ты ничего ему не сказала про?… — рука сама ложится на живот.

— Ничего. Только сказала, что спрошу тебя, хочешь ли ты вообще увидеться с ним. После того, как прорыдала из-за него столько времени! Где он шатался? Почему не прилетел раньше? Самолеты из Питера прибывают дважды в неделю!

Смотрю на дверь, как будто на ней вдруг появятся письмена, которые дадут ответы на все мои вопросы.

Но, похоже, придется обойтись без ответов свыше.

— Я в любом случае, не смогу от него бегать вечно, верно? — вздыхаю. — Да и он… Должен узнать. Это будет правильно?

— Да, сказать надо, — нехотя соглашается мама. — Просто помни, что мы не пропадем и без Дмитриева, — обнимает она меня. — Ты не обязана быть с ним только из-за… Ну ты понимаешь. Особенно, если не чувствуешься себя счастливой рядом с ним. Понимаю, что ты любила его столько времени, но… По сути, никого, кроме него, ты никогда и не любила. Откуда тебе знать, что с другим тебе не будет лучше? Вдруг это всего лишь вредная привычка, от которой чем раньше избавишься, тем лучше? Как курение.

— Я поняла, мам. Спасибо.

Она отпускает меня и кивает в сторону спален.

— Я буду там.

Мама уходит, а я стою какое-то время, перекатываясь с пяток на носочки. Потом возвращаюсь еще раз в ванную, умываю руки, лицо, полощу рот. Не ради поцелуев, просто чтобы освежиться.

А еще я осознано тяну время.

В глубине души хочется, чтобы Платон потерял терпение и, может, даже ушел. Хочется помучить его ожиданием, хотя лишние полчаса не сравнятся с теми годами, когда я ждала, что он заметит меня.

Если его не будет, когда я открою дверь, мне не придется ничего решать. Хотя бы сегодня.

Иду на кухню, осушаю стакан воды. Проглатываю соленую галету, чтобы успокоить разбушевавшийся желудок.

Делаю глубокий вдох, покосившись на часы. Должен был уйти. Раньше обязательно бы ушел.

Распахиваю дверь, уверенная, что никого не увижу.

Но он здесь.

Все еще здесь.

Достаточно одного случайного взгляда, и мое глупое сердце тут же взмывает к горлу. Мы не виделись недели три, и я сразу замечаю, как сильно Платон изменился за это время. Щеки на бледном лице впали, футболка на нем скорее висит, чем обтягивает плечи, как раньше.

Он медленно поворачивается ко мне.

И улыбается.

Не так, как в аэропорту Питера, когда пытался соблазнить. Это не та холодная, расчетливая улыбка красивого мужчины, который хочет удовлетворить собственные желания и знает, как этого добиться здесь и сейчас. Платон больше не красуется. Не источает превосходство.

Платон улыбается мягко и радостно.

Словно не был уверен, что вообще увидит меня и что дверь ему все-таки откроют. И ему не придется ночевать на пороге.

Крепче перехватываю себя руками и захлопываю за собой дверь. Понимаю, что мне будет слишком тесно в нашей гостиной наедине с ним.

Спускаюсь по нескольким ступеням в узкий двор, который успел зарасти, пока нас не было. Замираю посреди мощеной дорожки в трех шагах от него.

— Привет… Спасибо, что вышла.

Киваю, глядя на перебегающих через дорожку муравьев. Не могу поднять глаза и встретиться с ним взглядом. С меня достаточно даже знакомого сандалового аромата, который заполняет легкие.

— Зачем ты приехал?

Это грубый вопрос, в лоб. Но я больше не могу ходить вокруг, да около. К тому же после маминой пощечины для него не секрет, что его тут не ждали.

— Я не мог не приехать… Я люблю тебя, Лея.

Так резко вскидываю взгляд, что голова идет кругом.

На худом лице горят прозрачные, как два изумруда, глаза. Кажется, я никогда не видела, чтобы в его радужке было столько тепла и света, как сейчас. И совсем не было зелено-ядовитого стекла, как раньше.

Он мягко улыбается и запускает пальцы в волосы, убирая их со лба.

Кончики моих собственных пальцев покалывает, как будто это я запустила руки в его волосы, пытаясь прижать его губы и настойчивый язык еще ближе ко мне. Сильнее. Не отпуская ни на минуту.

Определенно лучше не смотреть на него сейчас.

— И когда ты это понял? — спрашиваю хрипло, возвращаясь к муравьям на дорожке.