Отец лучшей подруги

— Я знаю тебя с раннего детства, Юль. И знаю, как много для тебя значит балет. И еще я очень рада, что тебе достался такой понимающий муж.

— Я еще блинчики могу, — отзывается Костя и плюхает передо мной стопку оладий.

Великолепные круглые и пышущие жаром оладьи, к которым Костя подвигает пиалу с вареньем из белой черешни. Варенье узнаю сразу, его тоже готовит Ида Марковна.

При виде этого великолепия я плакать готова. Еда после вчерашнего в меня совершенно не лезет. Язык до сих пор как наждак, а желудок в ужасе после вчерашних доз алкоголя.

И только обонятельные рецепторы бьются в благоговейном оргазме, когда я наклоняюсь ближе к оладьям.

— Эти оладьи…  Это седьмое чудо света да и только… Где ты себе такого мужа откопала, Юль?

— Не поверишь, в СИЗО. 

Юля смеется. Оладьи она, кстати, не ест. Сколько ее помню, ради балета она всегда держит строгую диету.

Выходит, Костя приготовил оладьи для меня, себя и, похоже, Платона. Четвертая пустая тарелка предназначена для отца Юли.

Егор оладьи еще не ест, он качается в специальном шезлонге и бьет ладошкой подвешенные перед ним игрушки.

— А теперь объясните мне, причем здесь балет, твой отец и ваш переезд?

Юля затравленно оглядывается на спальню Платона.

— Только папе пока ничего не говори, хорошо? Он будет нервничать, а ему сейчас лучше себя поберечь.

— Не скажу. Я же не самоубийца.

Юля хмыкает. Она тоже понимает, что «нервничать» — это еще мягко сказано.

— Мне предложили роль во втором составе в спектакле, и это очень хороший шанс вернуться к карьере. Ведь мне тоже сначала нужно вернуть себе форму. А от таких ролей лучше не отказываться, если я посижу дома еще полгода, то танцевать я буду у воды* и то не факт.

В балете жесткий режим, и выходить из строя надолго нельзя, это мне в свое время еще Яков объяснил. 

Но мой брат — мужчина, ему легче, чем женщине. Ему не придется уходить в декретный отпуск, как ушла на пике своей формы Юла, которая от того, что родила, не стала любить балет меньше. И никто ее ждать не будет. 

Молодые дарования ежегодно заканчивают Академию и стремятся к театральному Олимпу изо всех сил и не щадя себя, ведь ведущих ролей не так чтобы много, а кандидатов хватает.

— Пока звучит логично, — киваю. — Но есть загвоздка, как я понимаю? Роль это хорошо, но с чего ты вдруг говорила аж про переезд?

— Все дело в репетициях… Они аж на другом конце города! И мало того, что сами репетиции будут занимать по четыре-пять часов в день, допустим, постепенно я свыкнусь с таким режимом и к тому же там будут перерывы, но еще два часа в день отнимает дорога до тренировочного зала! А если бы мы сняли с Костей квартиру рядом с залом, то я смогла бы каждые два часа приходить домой и кормить Егора. И не тратила бы на дорогу время впустую. Ведь я все еще кормлю грудью, Лея… И я совершенно не знаю, что делать.

Да уж. Ситуация не из легких.

— Мы уже и так думали, и по-другому. Потом за квартиру зацепились, даже выбрали одну поближе, хотела уже папе признаться… Но вот как после вчерашнего отца сейчас одного оставлять? А если ему плохо снова будет? Что тогда?

— На сиделку Платон вряд ли согласится, — ровным тоном произнес Костя, но от этих слов мои щеки все равно вспыхнули.

Тут бы мне сказать, что врач торжественно объявил, что с сердцем у Платона все в порядке, да вот я не знаю этого. Ведь ни в какой больнице мы не были, а что там у Платона с его сердцем на самом деле — все еще неизвестно. Боль в груди может говорить об инфаркте или микроинфаркте, и ничто не гарантирует, что он не повторится. Особенно если Платон выйдет из себя, когда узнает о переезде Юли…

— Ну, твой отец взрослый человек и должен понимать, что у тебя своя семья, планы и взгляды на карьеру.

— Я ей сказал то же самое, — долил жене кофе Костя. — И потом, может, Платон недолго еще в холостяках ходить будет…

На Костю мы уставились обе. И обе в шоке.

— Ты что-то знаешь? — взвилась Юля. — Папа с твоей мамой общается? Они помирились?!

— Я так… Гипотетически, — пожал плечами Костя.

Оксана — первый вариант, который пришел Юле на ум. И все правильно, я ведь тоже не знаю, зачем Платон вчера встречался в траттории с матерью Кости.

— Кстати, Лея! — поняв, что от Кости ей ничего не добиться, Юля переключилась на меня. — Ты ведь вчера провела с моим отцом весь вечер в больнице? Он никакой женщине не звонил? Не слышала?

Впихиваю в себя оладушек. Махом. Святотатство, конечно, такие оладьи, не распробовав есть, но что поделаешь?

Пожимаю плечами, не видела, мол, ничего не слышала. Никаких женщин рядом с ним не было.

— Чего такие невеселые? Костя опять соду вместо сахара насыпал?

Платон занимает свое место за столом, а хмурый Костя сразу же подвигает ему кофейник, варенье и пиалу с оладьями. Отточенным семейным жестом.

— Всего один раз было, будет вам вспоминать. Я тогда две ночи не спал из-за коликов. Я не то, что соду от сахара, я чуть комнаты не перепутал и в вашей спальне чуть не лег.

— Ну такое с каждым может случиться, правда, Лея? — прижигает меня зеленым взглядом Платон.