Беленую стену напротив печи украшали постеры со смешными и как будто выпуклыми котятами. Диванчик застелен клетчатым плюшевым покрывалом. На столе стоит пустая ваза, подаренная родительским комитетом в первый год работы Ирины Рудольфовны в новой школе.
Риелторша по-хозяйски прошла мимо длинного обеденного стола и остановилась напротив бело-голубой голландки. Дотронулась до печи, будто проверяя, не теплая ли она, и Катя поймала себя на мысли, что хочет сделать ей замечание в духе бабушки: «Давай-давай, трогай, мыть потом сама будешь». И все-таки она тоже приложила ладонь к изразцам. Ледяной холод от голландки словно ударил током, и Катя отдернула руку. На изразце остался бледный след, а на ладони – черная пыль.
Раздался грохот, Катя обернулась и увидела растерянное лицо риелторши. Та стояла у двухэтажного буфета, а рядом валялась отломанная дверца ящика, где бабушка хранила крупу. Запахло мышами.
– Простите, Катя, случайно задела. Увидела у вас сервиз гэдээровский и позабыла все на свете. Такой у мамы моей был, она все берегла его для особенного чаепития, но чаепитие это так и не случилось. – Риелторша спрятала блеснувшие влагой глаза. – Разбили при переезде сервиз мамин, а жаль.
Риелторша как будто хотела поговорить, но Катя не поддержала. Затаив дыхание, она увидела, что к портьерам булавками приколоты детские поделки из старой магнитофонной пленки. А ведь там вполне мог быть записан бабушкин голос.
– Покажете спальню?
Риелторша, похоже, зябла. Переминалась с ноги на ногу, как в мороз на автобусной остановке, мусолила клетчатым платком красный кончик носа.
– Конечно, сейчас, – нарочито бодро сказала Катя и пошла первая.
В углу под лестницей все еще были видны ржавые круги от железного ведра, и Катя вспомнила, как зимними вечерами бабушка разрешала ей справлять нужду дома в ведро, а не в уличном туалете. Однажды соседская девчонка из многодетной семьи выбежала зимой налегке в дощатую будочку, да домой так и не вернулась. Провалилась в сугроб и замерзла насмерть.
Катя пожалела, что не приехала в дом заранее, не растопила печь, не приготовила даже чай для человека, который проделал долгий путь. Риелторша как будто думала о том же, и симпатия, которая была в начале встречи, почти истаяла. Женщины поднялись на второй этаж, залитый солнечным светом.
– Не хочу вас обнадеживать, Катерина, лет дцать назад такие профессорские дачи разбирали как горячие пирожки. А сейчас они ничего не стоят, – отчеканила риелторша, бегло осмотрев две каморки с железными кроватями и кучками сырых, похожих на подтаявшие горки снега, подушек.
Катя поежилась.
– Как это? – спросила она. – Совсем ничего?
– Совсем. – Риелторша стеклянным взглядом уперлась в засохшее коричневое пятно под батареей.
Катя подумала, что в голове у риелторши уже крутятся более выгодные сделки.
– Помните, в мультике «Простоквашино» домики были заброшенные, с надписью «Живите кто хотите», вот это наша с вами реальность. – Риелторша вздохнула. – Земля может кого-то заинтересовать. Но, опять же, если ценник адекватный поставим. Сколько вы хотите получить?
– Рассчитывала миллионов на семь. Все-таки это двухэтажный дом с верандой! Бабушка квартиру в Москве продала, чтобы его купить.
– Ну, вы вспомнили времена. Сейчас это все никому не надо, снесут и построят таунхаус какой-нибудь или коттедж современный. За землю как бы нам миллиона три выторговать, и то хорошо будет.
Катю как будто щелкнули по носу. Она слышала рассказы коллег о кабальных ипотеках, но никогда не вникала, снисходительно бросая, что ей не хочется в это впрягаться.
– Ну, посмотрим, Катя, как пойдет. – Риелторша как будто смягчилась и перешла на свойское «ты». – Ты мне скажи, в какие дни сможешь сюда приезжать на показы? Я в такую даль ездить не буду, сама понимаешь.
– Да в любые.
– И ладненько. – Риелторша что-то зафиксировала у себя в блокноте. – Участок тридцать соток, правильно я помню?
Катя кивнула и поняла, что собеседница уже мысленно на полпути к офису. Ей стало неприятно, что вопрос ее будущего и бабушкиного прошлого решается походя, как что-то незначительное. Риелторша подмигнула Кате и засеменила по лестнице вниз. Внизу скинула зеленые шлепки, переобулась в сапоги и моложавой походкой пошла к калитке. Только когда она скрылась в автомобиле, Катя поняла, что для того, чтобы показывать дом покупателям в любое время, ей придется проводить в дороге три часа утром и четыре вечером. Сделалось дурно. А дом тем временем как будто снова становился родным.
Катя решила исследовать его и пошла по тому же маршруту, что и с риелторшей. Кладовка, в которой бабушка хранила свое институтское прошлое – собрания сочинений Ленина и Маркса, учебники и методички по истории КПСС, – уже не казалась такой большой, как в детстве. Отсыревшие тома превратились в слипшиеся кирпичи.