Отголоски тишины

Это что-то оказалось плотным свертком – бумагой вложенной в грубый конверт. Письмо, наверняка. Пока я собирался с мыслями, мужичок забрал мою бумагу и подошел к большой свечке, одиноко стоявшей на столе. Присел на табурет, многозначительно крякнул и принялся водить пальцем по невидимым для меня строкам.

– А! Ну тогда все понятно! Чего же ты молчишь? Ты ведь из Спасовки к нам. Вот как оно получается, а мы тебя уже дня три выглядываем! Настоятель давно предупредил, как только явишься, сразу вести тебя к нему. В любое время суток. Но сам понимаешь, сейчас исполнить его приказание не имею никакой возможности. Вон как замело! Нет, но ума не приложу, как ты вообще дошел? Непостижимо. Ползком, что ли, по снегу?! Но, ты это, не стесняйся, подсаживайся поближе к огню, я сейчас еще дровишек добавлю, – он забросил в печку полено и замер, глядя на меня. – Подожди, это что же получается, ты из самой Спасовки так и шел, без валенок, без тулупа?

Я понял одно – человеку не хватает общения, потому он искренне обрадовался подвернувшемуся собеседнику. Вместе с тем в нем боролись две противоположности – недоверие к чужаку, в смысле, ко мне, и желание с кем-то поговорить, но опять-таки со мной. Что можно было ответить на его вполне логичное замечание, я не представлял. Не рассказывать же ему сказку о том, что, дескать, плыл я на облаке, поскользнулся и упал? Глупо. Надо было хоть письмо прочесть до того как отдавать его кому попало! Врать так с умом.

Из сложившейся ситуации виделся один выход, правильный и единственный – молчать. Что я и сделал. Неопределенно кивнул и протянул руки поближе к теплу. Будь что будет, а согреться не помешает.

– Подожди! – воскликнул мужичок. – Так ты шел Петровским трактом?

Молчу и киваю. Нет, не то чтобы я шел этим самым трактом, я, если совсем честно, даже и не подозревал о его существовании…

– Тогда все понятно. Вот ответь-ка мне добрый человече, какая пустая голова толкнула тебя на такой глупый, если не сказать больше, поступок? Кто же в наше время, будучи при памяти, путешествует Петровским трактом? Да еще и в одиночестве! Там, уже не скажу точно сколько, но лет пять как минимум, разбойники промышляют, да еще и какие! Вот помню прошлым летом шел я к родственникам в Захаровку, неподалеку это, верст с десять будет. И вот нечистый попутал, решил срезать путь, просто на тракт вышел. Что сказать, не побили и на том спасибо! Зато обобрали до нитки, все до последней копейки забрали, еще и на рубаху позарились, хорошо старая была, дырка на дырке. Оставили. Да что тут говорить, ладно меня, но если тебя, слугу Господа нашего, не пожалели! Даже и не знаю. Кроме тулупа, что-то еще отобрали?

Истинная правда – молчание золото! Вот сижу себе, молчу, а добрый человек сам вопросы задает, да сам же на них и отвечает. Может он и на мои ответы найдет? Ну, ничего, помолчу пока, там видно будет. Киваю, так, для поддержания разговора.

– Да, прав ты, безусловно, прав. Какие пожитки у монаха. Раздели да харчи забрали, – он звонко хлопнул себя по лбу. – Харчи! Ты ведь голодный, а я тебя байками кормлю. Это мы сейчас исправим, ходи сюда!

Старик достал из-под лавки полотняную сумку, пододвинул ближе ко мне, согревающемуся, большой табурет, разложил на нем все ее содержимое. Кивнул, мол, чем богаты. Взглянув на аппетитный натюрморт, я сразу же вспомнил, что изрядно проголодался. Да и понятно, кто знает, сколько я там, на облаке прохлаждался! Я ведь и сам того не ведаю.

Пока я подкреплялся, дед, не умолкая, продолжал говорить.

– Что тут сказать, неудачно ты объявился. Вот все вот это, – он обвел комнатку рукой, имея в виду то, что творилось за ее стенами, – все, что там намело это всего за одну ночь. Вот еще вчерашним утром морозно было, но солнечно. А уже ближе к вечеру такое началось! Да что я тебе рассказываю, ты ведь сам все видел. Чудо просто, что в живых остался!

Он воровато огляделся, извлек из-под топчана небольшую плоскую бутылочку, быстро перекрестился и несколько раз глотнул. От выпитого лицо гостеприимного хозяина покраснело, в воздухе запахло смесью спирта с ароматами трав. Дед громко икнул и взял со стола луковицу.

– Ты только не подумай я ведь не того. Я хоть и служу при монастыре, но всего лишь обычный мирянин, мне можно, – он понизил голос до шепота и заговорщицким тоном добавил. – Настоятель, правда, не приветствует, но, надеюсь, ты меня не выдашь?

Прожевывая очередной кусок, я энергично замотал головой.

– Вот и хорошо. Ты пойми правильно, я ведь не часто выпиваю, только зимой. А в холода, можешь мне поверить, лучшего средства от любых болячек нет, чем глоток моей настойки, да лучок к нему. Но ты не стесняйся, жуй! Один Бог знает, сколько ты не ел, – гостеприимный хозяин снова взялся за бутылку и лукаво улыбнулся. – Я бы и тебе предложил, но знаю, нельзя. А потому и не обижайся!

Второй подход прибавил красноты лицу старика и значительно разнообразил букет ароматов в помещении.

– Может, вы братья и правильно делаете, что не пьете, но мне старому привратнику при монастыре, оно ведь и…