Отголоски тишины

Прекрасная картина, волшебная картина. И над всем этим снежным великолепием, над сотворенными дедом сугробами и над уложенным природой девственным снегом, весело светило солнце. Яркое, холодное, но такое прекрасное!

Дед Петро работал добросовестно. К тому времени, когда я вышел полюбоваться пейзажем, траншея, над которой он трудился, уже достигла отметки в четыре сажени. Вот как я сказал! Будто я знаю, что такое сажень, и как он, хоть примерно, выглядит! Честно признаюсь, не знаю, но мне так дед сказал, а ему, я думаю, верить можно он ведь местный…

Высоко вздымалась лопата. Дед наклонялся и разгибался, снег слетал, ветерок играл снежинками, сугробы становились выше и выше. Мне же оставалось лишь стоять, смотреть и поражаться. Нет, серьезно, представить только, как он в его-то возрасте, да еще и после вчерашнего причастия (уверен, в бутылке ничего не осталось!) и так энергично машет лопатой! Поразительно, вот это здоровье!

В тот момент, когда я начал непроизвольно качать головой, представляя себя на его месте (с больной головой, огненным перегаром и тяжеленной лопатой), дед остановился, стер со лба пот, обернулся, увидел меня, крикнул:

– Ну и куда это ты голышом выскочил, а ну бегом в каморку!

Минутой позже он вошел вслед за мной, сбросил тулуп и тяжело опустился на лавку.

– Вижу, ты проснулся, дай, думаю, зайду, передохну минутку. Как спалось?

– Никогда еще так хорошо не спал, – сказал почти правду я. – А вы с раннего утра и за работу?

– Что там с утра, я еще затемно начал. Правда, годы уже не те, раньше, бывало, как возьмусь за лопату! Эх, сколько снега было мной перекидано, страшно представить! Это же если на сани сложить, да одни за другими привязать, это ж аж до самой столицы, обоз растянется! Может и того дальше. А теперь, да ты сам все видел! Подниму лопату, и сразу в пот бросает. Отдохну чуток, еще лопату. Такие вот дела. Но ничего, скоро братья с той стороны подчистят. Еще немного и сможешь к настоятелю пройти, – он ненатурально вздохнул и лукаво улыбнулся. – Вообще-то это моя обязанность, я должен снег убирать. Но тут такое дело, вон столько насыпало! Не грех мне и подсобить. Далеко не каждый год вот так двор прямо со стенами сравнивает. Лет двадцать, ничуть не меньше, подобного снегопада не видывали…

– Давайте и я вам помогу. Там ведь столько снега, уверен, всем хватит!

– Так-то оно так, снега хватит, – дед с сомнением посмотрел на меня. – Но вопрос не в снеге и не в его количестве, а в том, что отец Феофан скажут? Ты ведь, получается, почетный гость, а что это за почет такой, лопатой махать! Меня настоятель еще неделю тому назад наставлял: принять, говорил, как положено, не обижать, не ругаться, а вообще, первым же делом, к нему доставить. Я так и старался! Вот только доставить, сразу не получилось… кроме того, лопата у меня одна…

– Вот и давайте ее мне. Вы же пока отдохнете. А насчет почетного гостя, так вы сами читали, никакой я не почетный, я ведь даже и не монах, всего лишь послушник…

В глазах деда Петра отчетливо читалось сомнение. Ему, конечно же, очень хотелось побездельничать, но меньше всего хотелось прогневить настоятеля. Он минуту молчал, только головой качал, взвешивая все за и против, в конце концов, решился, повернулся ко мне и сказал:

– Давай сделаем так – сейчас ты поработаешь, недолго, но если вдруг услышишь что с той стороны братья уже близко, бегом ко мне, – он заговорщицки подмигнул и добавил шепотом: – Только настоятелю не рассказывай, не надо, договорились?

Снега и вправду намело немало. Запал, с которым я взялся за борьбу с сугробами, быстро улетучился. Лопата стала неподъемно тяжелой и очень уж неудобной. Вздымалась она все реже и реже, а скоро и вовсе остановилась. Уткнулась она в сугроб, я оперся о черенок, закрыл глаза и принялся часто дышать. Дед Петро, который все это время через окошко наблюдал за моей работой, тут же вышел, подошел, похлопал меня по плечу и изрек:

– Эх, молодежь, молодежь, а ну давай-ка сюда инструмент, покажу, как работать надо!

Еще трижды мы менялись, то я работал, то дед и вот послышались звонкие голоса с другой стороны снежной баррикады. Как и следовало того ожидать, согласно всем законам подлости, я только успел взяться за лопату, только набрал снега. Дед Петро быстро сориентировался, выхватил инструмент из моих рук и приложил палец к губам. Сопровождаемая победоносным кличем, сплошная стена снега впереди рассыпалась. Несколькими минутами позже обе дорожки окончательно слились в одну. Снежный завал был расчищен. Дорога свободна.

Привратник на глаз оценил длину каждого участка, покачал головой и с гордостью сказал:

– Вот скажите мне на милость, что бы вы без деда делали? А? Посмотрите, сколько я расчистил, – он поднял указательный палец вверх и, четко выговаривая каждую букву, продекламировал, – с-а-м! А вы сколько, вчетвером!

Монахи ответили что-то в тон деду, все вместе посмеялись и они направились обратно. Дед Петро крикнул вслед:

– Ну и куда это вы собрались? Гостя заберите!