Отголоски тишины

У противоположной от входа стены скрывая дверь, ведущую за алтарь, расположилось главное украшение церкви – триптих. Три картины, связанные как духовным наполнением, так и общим обрамлением. На его центральной, самой большой части, изображена Голгофа, на ее вершине крест с распятым Иисусом. На удивление реалистичное изображение. Вон как все мастерски нарисовано! И лицо и фигура, даже капельки крови и те, будто настоящие. Медленно еле заметно стекают они по сведенным судорогами рукам, вытекают из раны, из-под гвоздей, пробивших живую плоть. Кровоточат ссадины на лице, текут алые ручейки из ран, нанесенных венком терновым. Заливает кровь глаза Иисуса, застилает полный страданья взор, устремленный в небо. Его губы шевелятся, будто произносят молитву, обращенную к отцу своему небесному…

Рядом с ним, но при этом как бы вдалеке, два креста поменьше, на них тела Дисмаса и Гестаса, разбойников, распятых вместе с ним. Они не так четко прорисованы, благодаря чему взгляд постоянно возвращается к сыну божьему. Приковывают взор его мученья, проникают в сердце, в душу. Отзываются верой, откликаются благодарностью, ведь принял он муки за всех нас грешных…

Пространство под ним от горизонта и до основания креста, заполнено людьми и так мастерски изображенными, что просто диву даешься! Представь, прорисована каждая черточка лица, каждая, пусть самая мельчайшая деталь, понятна каждая эмоция! Вот группа людей, не иначе как последователи – смиренно молятся, держась поближе к спасителю. Там, одаль другая – радостно смеются, а один из них, толстяк с горящими злобой и ненавистью глазами, весело хохочет, тычет пальцем в сторону распятий, не иначе как упивается мучениями казненных!

Море людское, море эмоций. Сверху же иное море – небесный океан. Бурлит, кипит. Просто над головой у Иисуса расползается черная туча – надвигается гроза…

По сторонам от большого холста два других, несколько меньших. Правый иллюстрирует скорбь матери распятого – Богородицу Марию. Она изображена в полный рост, стоит, повернувшись к сыну и в скорби низко наклонила голову. По бледной щеке медленно стекает, блестит, словно настоящая, слезинка.

Левая часть триптиха, на ней другая женщина – Мария Магдалина. Обе эти картины словно зеркальное отражение. Эта женщина также стоит, повернувшись к Христу. Также склонила голову, только в отличие от Богородицы, одежды на ней не черные, а белые. В руках она сжимает белую розу и, сжимает так крепко, что с ладони проколотой шипами по стеблю медленно стекает ручеек алой крови…

– Нравится? – послышалось за спиной.

Мне действительно нравился триптих. Уже неделя прошла с того часу как я попал в монастырь и с тех пор я ежедневно задерживался у него. Стоял, не двигался, не в силах отвести взгляд.

От неожиданно громкого средь тишины церкви голоса я подскочил на месте и резко обернулся. Позади меня стоял отец Феофан со своим уже привычным слегка виноватым выражением лица. Он так же смотрел на картину.

– Очень нравится. Сколько смотрю, столько и удивляюсь, как человек смог так натурально изобразить, это какой же талант должен быть, какая вера!

– Действительно красиво. Этот триптих – наше маленькое чудо. А создал его не мастер живописи, а простой шорник из соседнего села. Единожды ему было видение матери Божьей. И вот он, никогда ранее не бравший в руки кисть, изобразил, – настоятель медленно кивнул и почему-то густо покраснел. – Теперь же мы смотрим на результат.

– А можно будет как-нибудь увидеть этого святого человека?

Отец Феофан только развел руками.

– Да где там! Умер, давно умер. Можешь расспросить деда Петра, он его должен помнить, они родом из одного села.

– Жаль. Наверное, истинный христианин был покойный!

– Вовсе нет! Только за год до смерти смирным стал, после видения, а раньше из корчмы не выгонишь. Пил беспробудно. Напьется – буянит! Еще и здоровый был. Четверо с ним не могли совладать! Единственно, что могло его остановить во хмелю, так это огреть оглоблей из-за угла по спине, да что есть силы. Пока не проспится спокойствие… – отец-настоятель замолчал на минуту и виноватым тоном добавил: – Это мне дед рассказывал!

– Удивительно, а я думал…

– Нет, все логично, чему тут удивляться? Так всегда и бывает. Ведь если человек достойный, верующий, ему и так дорога в рай. Ему для веры чуда не надобно. А вот ежели наоборот, так тут только через видения путь во… смирение…

Мой взгляд снова вернулся к триптиху. Настоятель, тем временем, обращаясь уже не ко мне, а к самому себе, продолжал:

– Действительно, красиво. Даже и не знаю, снимать или нет…

– Кого снимать, – пробрался в его размышления я.

– Так вот его. Прошлой осенью епископ приезжал, три дня у нас гостил, все хвалил, все его радовало. Вот только триптих наш его обеспокоил. Говорит, образ сомнительный. Видишь слева Мария Магдалина. Именно эта часть ему не понравилась. Говорил, заменить надо. Чтобы смятение не сеять…

– А почему он сомнительный? Мария Магдалина, она же святая, равноапостольная!

– У нас, православных, да, а вот у католиков, ее образ трактуется не столь однозначно.