Отя, тебе нравится?..(СИ)

О мертвых — или хорошо, или молчать в тряпочку. Алешка со временем забудет сказанное недобрым чужаком. И раннее свое горькое, обездоленное детство в полупритоне забудет, уж Виктор постарается. Малыш должен запомнить из прошлого только светлые моменты и не жить с осознанием — он сын шалавы и алкаша.

Иначе вполне может пойти по стопам папы.

— Сыночек, — мужчина очень нежно погладил жалко всхлипывающего ребенка по волосам. — А давай ты не будешь об этом думать. Пожалуйста. Твой папа уехал, договор? Далеко-далеко и ни с какими не с чертями. Его унесли с собой крылатые, спустившиеся с небес, красивые, белые ангелы, к солнцу и луне, к звездам, за облака. И ему там тепло и спокойно. Как и тебе. Ведь тебе сейчас спокойно с отей?

Алеша потерся щекой о скулу пытающегося утешить отца, вытер рукавом мокроту под носом, поразмыслил и выдал:

— А они кто, эти ангелы — альфы, да? Тогда понятно, зачем им папа. Ебать его будут, пока течка не кончится. И папа будет громко кричать, и ходить с ними везде голым…

Виктор пошатнулся и привалился, спасаясь от накатившей дурноты, к стене, а не заметивший, насколько мужчина изменился в лице, мальчик спокойно продолжил.

— Отя, — предложил он, вскидывая бровки домиком, — я тут останусь, пока у папы течка, можно? Не волнуйся, я много не ем. И конфеты больше не попрошу. А еще полы тебе помою, везде-везде, я умею, честно. Не хочу видеть этих ангелов, как они папу ебут…

О блядь. Получается, шлюхер не удалял сына из квартиры на течки. И дверей в спальню не запирал, сношался с любовниками при ребенке. Здорово, значит, Алеша весьма просвещен в половых вопросах и следует в дальнейшем ждать от него новых поседельных перлов.

Ладно, валерьянку не отменяли. Или стоит предусмотрительно затариться в аптеке партией препаратов покрепче?

— Пусти! — омежонок завозился и требовательно задрыгал ножонками. — Отя, пусти! Мой сиропчик!

Малыш получил свою дозу обнимашек и вспомнил о самостоятельности.

Виктор напоследок поцеловал его, недовольного, в лобик, прямо между нахмуренных бровок, получил ответный, неуверенный, влажный чмок в нос и поставил на пол. Наблюдал, как Алеша с серьезным видом достал с полки бутылочку с лекарством, откупорил, наливал в мерную ложечку, высунув от усердия кончик язычка, одну, потом вторую и отправил, по очереди, в рот.

В чем-то — совершенный детенок, в ином — вполне взрослый. А огрехи воспитания исправляются.

Нужно срочно объяснить мальчику про матерное слово «ебать». В доме Виктора такие слова под строгим запретом, ну, конечно, если не молотком по пальцам или другой случай, сопровождающийся резким эмоциональным взрывом. Тогда допустимо. Но — только тогда!

Принявший жаропонижающее Алеша, деловито пыхтя, убрал бутылочку обратно на полку и затеребил отца за рукав.

— Отя, — запищал, — ты обещал магазин! Мы пойдем? А как? У меня же обуви нету, а на улице дождь! Ты меня понесешь на ручках, да? Хочу!

Недолго пробыл независимым, аж целых пять минут. Смешной…

Подхваченный в объятия, мальчик немедленно крепко обхватил ручонками шею Виктора и прижался, засопел.

— Возьми мне рулон бумажки, — попросил, гнусавя и строго наставляя пальчик. — Сопли сморкать. Не забудь!

Так как купить Алеше предстояло и обувку, и одежки, и игрушки с книжками одновременно, Виктор решил не заморачиваться с разными магазинами и отвез сына сразу в торговый центр. Альфа абсолютно ничего не разумел в детских вещах и размерах и надеялся разобраться на месте. Ну, и на помощь продавцов, разумеется.

Первыми в его планах были кроссовки — ведь в носочках бегать холодновато. После показавшейся мужчине невероятно долгой и нудной примерки и консультации с продавцом, молодым, страшненьким омегой, Алеше были подобраны две пары кожаных кроссовок — красные, и черные, с оранжевыми звездами по бокам. Омежонок еще перед кассой натянул красные и наотрез отказался снимать.

За кроссовками последовал магазин одежды. Здесь Виктор, помятуя о испачканном едва проснувшимся сыном Томасе, купил, не скупясь на деньги, курточку, четыре плотных спортивных костюма по скидке, гулять и для дома, десяток футболок, пижамку, украшенную апликацией лыбящегося, похожего чем-то на динозаврика Томаса крокодильчика, джинсовый комбинезончик и ворох трусиков-носочков, все — ярких расцветок. Чтобы с запасом и не стирать каждый день.

Мгновенно влюбившийся в крокодильчика Алеша ожидаемо — для любого опытного родителя, но не для Виктора — потребовал одеться в пижамку, получил от мужчины отказ и обиделся. Надул губки, сунул в рот, сосать, палец и пустил слезу. Чтобы утешить ребенка, альфа за руку потащил его, упирающегося и хнычущего, в отдел игрушек.

Оказавшийся перед рядами ломящихся от разнообразия стеллажей, Алеша не то что про капризы забыл — он и имя свое, наверно, потерял. Застыл маленькой, тощенькой, вытянувшейся в струнку статуей, широко распахнув глаза. Молчал, едва дыша. Не верил.

— Выбирай, — велел ему Виктор, тормоша за плечо. — Четыре любые игрушки. Но не дороже, каждая, двух тысяч. И пойдем уже домой, ужин скоро.