– Завтра, все завтра, – сказал Барон.
Почему он меня не пускает? Обычно он готов говорить по делу в любое время. Ольга, она с ним … Я представил себе – представил и взвел курок револьвера в кармане …
Дверь резко распахнулась. Барон уставился на меня. Я инстинктивно вынул руки из карманов и вытянул их по швам. За спиной Барона я увидел Ольгу, сидевшую на скамейке. Она была одета, спокойна … Посмотрела на меня с мольбой и быстро помахала рукой, будто прощалась на вокзале.
15 февраля 1919 года
Монастырь Гумбум
– Какого черта, мичман?! – рявкнул барон.
– Ваше превосходительство… – пробормотал Анненков… – я … беспокоюсь. Как завтра? Вы не дали никаких указаний.
– Потом – я же сказал.
Мичман тянул шею, заглядывая через плечо барона в комнату.
– Что еще?
– Разрешите идти?
– Идите! И не лезьте ко мне, пока не вызову!
– Слушаюсь!
Анненков повернулся кругом и ушел. Его шаги стихли за углом. Барон закрыл дверь.
– Так что вы говорили насчет завтра?
– Завтра … завтра я буду так же одинока, как сегодня, как всегда … Только Татьяне будет радость …Я смогу полюбить вас. Кто-нибудь вас любил? Я имею в виду – женщина?
Барон не ответил.
– А вы? – спросила Ольга, – могли бы полюбить меня?
Барон прошелся по комнате, рассеянно оглядывая стены, потом посмотрел на Ольгу внимательно.
– Клопы одолели. Спасенья нет от них, – сказал он. – У вас, поди, то же?
– Да. Клопы.
– Пошлю на рынок купить средство от клопов на всех. Анненкова пошлю. – Барон усмехнулся. – Он приходил посмотреть, что я с вами делаю.
Ольга не знала, как продолжить разговор. Кажется, все уже было сказано. Повторяться не хотелось, и так все происходило на редкость нелепо. Барон сам продолжил:
– Дорогая моя Ольга Николавна, вы вот ко мне по-человечески и с человеческим чувством. А я не человек.
Ольга не удивилась, подумала, что это фигура речи.
– А кто же вы?
Барон пожал плечами.
– Вы себя за бога почитаете?
– Бог, черт – это все тоже человеческое. А я совсем, совсем вне этого. Вы вот смотрите на меня, видите, что я выгляжу, как человек, говорю, как человек, потею, как человек, и думаете, что я человек.
– Но кто же вы? Зверь?
Барон покачал головой, и оба задумались. Искали определение.
– Я комета, – сказал барон.
– Комета?
– Комета …
– Это красиво. – Ольга даже улыбнулась.
Помолчали. Космос разверзнулся перед ними.
– Но ведь вы же вот говорите мне «дорогая Ольга Николавна», и говорите это с каким-то чувством, – начала Ольга новый раунд. – Ведь вы родились. У вас была мама. Вы живете среди людей и по законам человеческим …
Барон слушал внимательно, будто до того никто ему такого не говорил.
– …И судят вас люди по-человечески …
– Судят? – переспросил барон.
– …и Бог будет судить вас как душу человеческую.
Барон наморщил лоб, потер ладонью. Ему наскучил этот разговор.
– Значит, вы нас не помилуете? – Ее губы дрожали.
Барон сидел на скамейке и смотрел в угол. Ольга вышла.
15 февраля 1919 года
Не знаю, сколько я там простоял, сжимая наган в кармане. Но вот хлопнула дверь, Ольга вышла из-за угла и натолкнулась на меня.
– Что вы здесь делаете?! – воскликнула она шепотом.
В глазах ее блестели слезы.
– Что он с вами сделал? – зашипел я.
– Ничего! Идите к себе!
– Я же вижу …
– Ничего он не сделал!
Мы шипели друг на друга.
– Зачем вы к нему ходили?
– Не ваше дело!
– Зачем, Ольга Николавна?!
– Оставьте меня в покое!
– Я должен знать!
– По какому праву?
Она быстро пошла по коридору. Я не отставал.
– По праву того, кто рисковал ради вас жизнью и рискует каждый день, черт возьми!
– Вот как вы заговорили! Это был ваш выбор! И если вам наскучило, делайте что хотите!
Мы вышли во внутренний двор на галерею, припорошенную снегом. Над нами темной горой возвышался храм на фоне чуть менее темного неба. Я преградил Ольге путь.
– Нет! Так не пойдет! От вашего поступка может зависеть жизнь ваших сестер, Государя, всех нас. Пусть на меня вам наплевать, но о родных вы должны подумать!
– О них я и думаю! И разберусь как-нибудь без вас!
– Зачем вы ходили к Барону?! Вы скажете мне сейчас же, или я отменю завтрашнюю встречу! Доложу Государю! Я не позволю вам сделать какую-нибудь глупость, о которой вы сами будете жалеть! – Я был в такой ярости, что напрочь забыл о субординации.
Ольга бежать больше не пыталась, а, зло сощурившись, отчеканила:
– Ну что ж, если вам интересно, я приходила отдаться Барону. А он пренебрег!
Я не поверил.
– Зачем вы так?
– Боже мой, Анненков! Вы идиот!
– Это вы чертова дура, Ваше Высочество! Если это правда, вы невозможная, невыносимая дура! Чего вы хотели добиться? Я был на волоске от того, чтобы убить Барона! Я уже взвел курок, когда увидел, что вы сидите как ни в чем не бывало на той скамейке. Каждый день я рискую жизнью ради вас! И чем же вы мне отвечаете? Презрением и бойкотом!
Ее глаза потемнели.
– Так вы герой?
Мне захотелось влепить ей пощечину.
– Да, черт возьми! Я герой! И вы обязаны мне жизнью и свободой!