ОТМА. Спасение Романовых

Что же, я брошу их? Да, брошу. Сделал все что мог. Умываю руки. Пусто внутри. С этой пустотой его не победить. Может, он устранил меня таким хитрым способом: вынул мое сердце и вставил чужое, пустое? Нет, к чему такие сложности? Можно было просто не воскрешать.

За спиной я услышал удары гонга. Меня догонял паланкин на плечах восьми носильщиков, отделанный парчой и шелком. Впереди шел слуга и бил колотушкой в медь, а по сторонам и сзади шагали стражники с палками в руках и мечами в ножнах, не меньше дюжины. Носильщики семенили бодро, почти бежали. На всякий случай я перешел поближе к домам, чтобы не получить удар палкой. Подумалось лениво: «Куда спешит важный тибетский лама в такую рань?»

Носильщики опустили паланкин на землю прямо передо мной. Женская рука отодвинула полог, и я увидел лицо Татьяны под круглой тибетской шляпой.

– Леонид Петрович, у вас найдется минута для меня?

Она улыбнулась светски, будто мы встретились на променаде в царскосельском парке. Каблуков у меня не было, чтобы щелкнуть, но я наклонил голову с придворной грацией флигель-адъютанта.

– Всегда к вашим услугам, Ваше Императорское Высочество!

Носильщики в красных халатах до пят и стражники в кольчугах и шлемах с петушиными перьями застыли у паланкина, образуя мизансцену в духе «Тысячи и одной ночи».

Из-за красной с золотом драпировки явилась ножка Татьяны, обтянутая юбкой бирюзового шелка. Под суровыми взглядами стражей я подал Принцессе руку.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она, сразу же погасив неуместно-ослепительную улыбку.

Я пожал плечами:

– Слава Богу …

– И куда же вы идете?

Я снова пожал плечами:

– Куда глаза глядят.

Татьяна блистала в тибетских одеждах, пытаться описать которые напрасный труд. Но если в некотором приближении, то это было подобие сарафана с бирюзовым подолом до пят, шитым золотыми цветами, а поверх – что-то вроде длинного жакета с широкими свободными рукавами. На голове круглая черная шляпа с неширокими полями и с серебряными цепочками, свисающими с полей по окружности.

– Садитесь. Я отвезу вас обратно.

– Благодарю, я сам о себе позабочусь.

– Господи! Да куда же вы? И двух недель ведь не прошло после такого ранения!

– Я здоров. Вашими молитвами, – не без сарказма добавил я.

Татьяна смутилась.

– Пожалуйста, поедем. Тебе еще рано …

– Я не хочу больше лежать в той комнате.

– Мы тебя просим вернуться. И папа́, и все.

Горячая волна накрыла меня, смывая остатки политеса.

– Почему ты не пришла ко мне? Почему никто не пришел?

Она вспыхнула и тут же нахмурилась.

– Вот, я здесь! Настя увидела в окно, как ты бредешь через сад. Плакала. Мы все плакали. Меня послали за тобой! И папа́ …

– Почему ты не пришла?! Я подыхал там, в Небе, с вами и потом месяц в пути и месяц здесь. И вот подох наконец!

Я кричал. Стражники напряглись и положили руки на эфесы мечей. Вокруг уже собирались зеваки, но близко не подходили, опасаясь охраны.

– Ты ничего не знаешь!

– Так объясни мне!

Татьяна вздохнула, собираясь с духом:

– Папа́ … Он решил, что тебе лучше идти своим путем, жить своей жизнью без нас.

Вон что. Они беспокоились о моей судьбе, а я взял и застрелился.

– Так решил папа́. Неизвестно, что будет с нами. Ты и так претерпел за нас. Дальше тебе не обязательно …

Они послали ко мне Таню. Знали, кого послать! Я не видел ее глаз, потому что не отрывал взгляда от своих грязных ног и от кальсон с незавязанными тесемками, торчавших из-под халата.

Крепкие руки схватили меня. Стражники окружили, и оттеснили, и кричали, потому что она плакала. Прекрасная Белая Принцесса изволила обронить несколько драгоценных своих слезинок, и ее верные стражи готовы были выхватить из ножен дедовские мечи и отрубить мне голову. Зеваки загомонили радостно.

– Нет! Нет! – закричала Татьяна по-русски и по-тибетски и снова по-русски: – Отпустите его! Отпустите!

Стражи поняли интонацию и отпустили. Несмотря ни на что, я любовался ею, упивался ее слезами, ведь она плакала обо мне – она! Татьяна!

– Ваше Императорское Высочество, передайте Его Императорскому Величеству, я не приду, – сказал я и заковылял дальше.

– Это невозможно, Лёня … Невозможно… – сказала Татьяна мне в спину.

– Никогда! – добавил я не оглядываясь.

– Нет! Вернись! Мичман, я приказываю!

Я уходил.

– Лёня! Не смей бросать меня так!

И тут же я услышал ее смех за спиной, тонкий, истеричный. Оглянулся и увидел, что она вовсе не смеялась. Она рыдала, стоя с опущенными руками и вцепившись кулачками в подол платья. Стражи уже обнажили древние мечи, чтобы догнать и изрубить меня, дерзнувшего унизить Принцессу. Но она закричала по-тибетски все то же единственное слово, которое знала, – нет. Самое важное слово для монаршей особы.