ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

железным (їoиnzne гасуе): „Никто цнотливий *) не скажет жнеитак. У *юеня при боку

шпага острая: я вспомню об этом в свое вреши^. Но утро®а храброго сенатора была*

сделана не менее^ храброму подсудку, и он отвечал: „У меня тоже острая сабля: дшшы

ша себя значь сенаторской глотке (ktуra siк ujmie senatorskiej gкby»). На* иэто пан

4сенатор призвал благоразумным замолчать.

* J Веете МО казаках, ?жридетевшие из Люблина, заставили даже миролюбивого

Киселя подумать о войне. Он уверял, что неприятель етойииьана’месте,'табором, а

воюет данов гультяйство, распущенное заганавд, вмитн$ следовало бы послать

нротивъэткх загонов я летучие^ отряда, s№i**4ronc volante, как -творят Итальянцы". .

Но эт было pium desiderium. Шляхта продолжала ссориться даже и тогда, когда

получила известие об опасности, угрожавшей Сокальской мбдШырю-изамку, в котором

окрестные даны сложили свою

*) Слово непереводимое: оно значит й добродетельный^ и чеергный, и сознающий

свое достоинство.

« : -

.

'311

драгоценную движимость. В сеймовом днёвпике записано, что в течение целого

днине было решено ничего, и что заседание распущено в беспорядке и криках (w

nierz№dzie, haиasie soluta est sessio).

В 11 заседании (17 октября) читали два новые универсала: одинъ—к рассеянным

жолнерам (do zoиnierzуw rozprуszonych), :а другой—к тем, которые еще не были в

лагере, чтобы первые со * брались к Вишневецкому в течение 4 недель, а другие-г-в

течение двух, под смертною казнью. При этом литовский подканцлер, наш единоверец

Гедеон Михаил Тризна, „никоим образом не согласился титуловать Вишневецкого и его

товарища Фирлея гетманами, а только региментарями, для того, что, когда литовский

гетман придет к ним на помощь, то чтобы старшинство оставалось за ним: еще один

предмет раздора!

л

Некто Мисвоский объявил государственным людям, с подобающею земскому послу

важностью, что советы их затрудняютъ'.русские чары, не давая прийти ни к какому

решению, и что лучшее средство против таких чаръ—братская искренняя любовь, без

которой де паны, в дерзком своевольстве своем, должны погибнуть (bez tej bowiem nam

per temerariam licentiam licet perire fato nostro).

Земляки наши, паны Огинские, приняли эти слова за камень, брошенный в их

огород, и подняли было крик, а тот начал кричать против них и вдвое. Но один из

ветеранов московских походов угомонил национальный антагонизм, рассказавши, что

когда он был в осадном сиденье в московской столице, то Москали хотели было

посредством чар впускать своих в город небольшими партиями. „Заметив это“ (говорил

ветеран), „мы; отправили против чар ксендза с кропилом, а сами * выкосили Москалей

саблями". .

Эту серьезную беседу прервал коронный канцлер Оссолвнский. „Прекрасно вы

сделали, господа" (сказал он), „что выбрали гетманов; но гетманы без войска ничего не

значат, а войско у нас только на бумаге, на деле же у нас больше желания, нежели

надежд (magis pptandum, quam sperandum). Всякому понятно, что и эти беглецы

(fugitivi) потеряли всё: как могут они быть обязаны к невозможному? Невозможно им

служить за этот жолд, потому что за него нельзя снарядиться к походу как следует, а мы

оттолкнем (odstraszymy) от себя этим случаем всех иностранцев, еслй будем их

принуждать к такой панщине (gdy ich tak bкdziemy angarejowaж). Надобно разослать

нам по воеводствам депута-

312

.

тов, чтоб узнали, сколько в каком воеводстве денег, и тогда назначили жолнерам

жолд верный и соответственный *.

При этом „великоцольскШ генералъ* заметил папам, что они избрали гетманов без

войска, а войско хотят набрать без денег, и умолял, чтобы депутаты были назначены по

всем предметам и прежде всего добыли денег.

Когда оеймовики углубились в мудреный вопрос, как выйти из безденежья, некто

Бжозовский (очевидно, Березовский) прискакал верхом и предстал пред них в

бандолетовой перевязи и в ладунке, с реляцией о поражении литовского войска и

падении Бреста и Кобринта. Он донес, что пан Киевский (то-есть киевский каштелян)

отдал свои вещи на спрят монахам, и что поэтому козаки вырезали два города, а теперь

идут в Бельску, и все мужики с ними. Брестские хлобы (говорил Бжозовский) также

понасаживали себе косы.

„Это вызвало свист и смехъ* (сказано в сеймовом дневнике), „и никто не дал тому

веры, хотя все была правдаа.

Среди помешанных на своей силе и власти сеймовиков, даже наш Адам

Свентольдич явился мудрецом. Он произнес такую речь:

„Господа, вы повелеваете собраться войску в 14 дней; но и это долгий срок: ибо

войны зависят от момента (bella momentis constant). Другим вы назначаете 4 недельный

срок; но они пе придут и в 10 недель. По воеводствам деньги неверны. О посполитом

рушении ничего не решено, а оно-то и могло бы спасти нас. Поэтому, если Pan Bуg не

остановит неприятеля, то мы неизбежно погибнем (actum est, periimus)! А между тем

где прикажете нам, убогим, приклонить голову? Невозможное дело, чтобы вы могли

выкурить так скоро неприятеля из тамошних наших краев. Поэтому—иди нас

обеспечьте и дайте нам содержание, или велите нам промышлять о себе иначе (radziж о

sobie). Помочь нам в нужде вы—или не хотите, или не можете. Если не хотите потому,