ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

королевичем, Владислав держал Оссолинского в почтительном отдалении. Но

Оесолинский, возвышаясь медленно, заставил нового короля, оценить свои

способности выше, нежели ценило их олигархическое правительство. В качестве

надворного подскарбия, то есть министра двора, принимал он важное участие в

избрании на престол сына почившего короля, и сделался его оратором, его приватным

министром. Новый король осыпал его вдруг такими дарами, что одну только

пожалованную ему саблю ценили в 10.000 злотых. Но Владислав ИУ сверх того

подарил ему собственный дворец в Варшаве, шестерню дорогих лошадей, 60.000

наличными деньгами, богатые обои, которыми были украшены хоры краковского

собора, и бидгоское староство, одно из богатейших в Польше. Сколько эта чрезмерная

щедрость озлила некоторых олигархов, столько привлекла она к восходящему светилу

можновладства других, заинтересованных шо-своему в королевских пожалованиях.

Результатом умножения благоиириятелей нового вельможи было то, что

коронационный сейм согласился на замену его дедичных добр королевскими добрами,

называвшимися Смердиною и находившимися в его „державе*. Подобная мена всегда

составляла выгоду частного лица, и была для Оссолинского своего рода наградою,

которая опять привлекла к нему многих, видевших в этом собственный интерес.

Оесолинский начал играть в одно и то же время две роли, невидимому

несовместимые: католическая партия видела в нем своего представителя, так точио как

и протестантская, или что в сущности было одно и то же, разноверческая. Питая

противоположные надежды одних и других, шдвизался он для себя лично, вовсе не для

короля, и в то время, когда казалось, что католичество для него всего дороже, или, что

для разиоверцев он рискует своею репутацией в католическом свете,—па дне его души

таилась польская рги а

ѵ иа, поддерживаемая Суращттми Ивзуса в польских

можновладниках весьма старательно.

Новый глава олигархической республики, король Владислав, избрал политику,

противоположную политике миновавшего царствования. Но его мнению, друг и

наставник отца его, император Фердинанд И, в своей ревности к церкви, обнаруживал

делюбовь к своему народу. Владислав заявлял не только религиозную тертьмоет) но и

религиозное согласие. Предполагалось привлечь к дея-

,

15

тельному участию в предприятиях короля и протестантов, и державшихся с ними за

руки православников важными уступками в их домогательствах, только эти уступки

надлежало сделать таким способом, который бы успокоил негодование католической

партии и самого папы. В проведении такого неудобопонятного для нас церковно-

политического проекта Осеолинский вырос во всю высоту своего злотворного гения, в

котором проявился оиезуиченный гений самой Польши.

Желая возвратить своему дому протестантскую Швецию, новый король обещал не

ограничивать свободы польских диссидентов ни* какими мерами; а намереваясь

объявить свои права на московский престол, привлекал он к себе дизунитов. Между

тем первенец новой династии московских государей, пользуясь промежутком

бескоролевья в Польше, вознамерился отнять у неё старые ворота своего царства,

Смоленск. Польских патриотов тревожило опасение, как бы Москва не привлекла к

себе малорусских православников, которых они воображали солидарными в их

национальных и общественных интересах. Перемирие со Шведами истекло уже. В

случае новой войны, боялись, как бы Шведы не нашли себе доброжелателей в

Королевской Республике. При таких обстоятельствах, правительственные паны-

католики, в бескоролевное время, были принуждены к уступкам диссидентам и

совершенно предоставили новому королю успокоение „схизматиковъ*, как называют

Поляки православных и ныне.

В качестве воина, король действовал искренно, но советники и руководители его, во

главе которых стоял Осеолинский, основывались на иезуитском правиле, по которому в

присяге слова и намерения могут быть и не одинаковы, так что, кто перед Богом

обещает исполнить данное слово, но в то самое время вознамерился не исполнить его,

того присяга не обязывает ни к чему. Когда Владислав произносил торжественную

присягу—ввести в самую жизнь то, чтЬ обещал диссидентам и православникам

ревностный католик, литовский канцлер, Альбрехт Станислав Радтши, *) присутствуя

при этом оффициально, шепнул ему на ухо: „Не могите ваша королевская милость

пметь этого в намерении*] па что король

*) Это древнерусское имя писали еще по-русски в ХѴИ-м столетии (автор

Боркулабовской Хроники) п в ХѴП-м (Кулаков, Самовидец). Я вишу его по-русски в

XIX-м.

ио

ОТПАДЕШ Г МАЛОРОССП ОТ ПОЛ МШК

отвечал честно: ..Кому присягою устами, тому присягаю и намерениемъ*.

Слова Ради ви л fi служат историку ключом к объяснению дальнейших действии

католической партии, представляемой в своем лице Оссолинскиш.

Зная обнаруженное этими словами правило, папский нунций тотчас успокоился на

счет сделанных схизматикам уступок, лишь только ему сказали, что уступки

вынуждены временною необходимостью, в видах войны с Москвою; что король обещал

вести унию иным, более прочным способом; что отправит к папе посольство для