ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

(zasmakowali sobie conjunctum robur)...Все Заднеприе оставлено без реестровой

ревизии. Хотя реестры и составлены, однакож, козаки по-прежнему лелеют (fovent) при

себе всех до святок... Бунтуют под предлогом религии... Хотя Хмельницкий и усмиряет

чернь жестокими примерами, но карает меньших, а старших преступников не замечает,

или, ударив по карману, выпускает. Так недавно поступил он с Нечаем, который

наделал много зла. Обещал мне, что казнит его смертью, а потом выпустил, взявши

тысяч 15 и оправдываясь тем, что будто бы его отпросили ханские послы®.

В письме к Потоцкому о брацлавском полковнике Нечае Кисель писал, что нет

бблыпого бунтовщика в Украине. По отъезде Хмельницкого из Киева (разсказывает

Кисель), он оставался здесь две с половиною недели, уведомил очаковского бея,

кочующего в Диких Полях, что с Ляхами нет мира, и просил прислать ему

2.000

Татар. Орда пришла к Брацлаву, и, не найдя там Нечая, вернулась в свое

кочевище, но множество людей обезглавила, въ

*) Кисель называет Черкееов так, как в Москве называли наших Козаков.

.

99

том числе и одного шляхтича, захваченного в доме. Узнав об этом, Хмельницкий

поклялся снять голову Нечаю, и послал за ним но так как Нечай человек богатый, то

его ставят наравне с Хмельницкимъ".

По всему этому Кисель советовал королю не обеспечиваться татарским

предложением, не приближать войска к границе, в избежание драк, а написать к

Хмельницкому, чтоб он, согласно Зборовскому договору, возвратил на хвалу Божию

костелы, вывел Козаков из-за линии, не принимал в козаки сверх реестра, привлек

подданных к повиновению.панам, да еще, чтобы Нечай, за призвание Орды, был казнен

смертью. Свое положение в Украине изображал Кисель так,—что, „въехав между гадов

и пригасив огонь бунта, живет он, как Овидий, среди ежеминутной опасности, не

удостоиваясь ни похвал, ни порицания, ни подкрепления... Всюду полно бунтовъ"

(писал он), „отовсюду получаются страшные вести, из Самуилова, Котельни, Винницы

и пр.“

Дляотвращения грозившей польскому отечеству беды, почтенный Свентольдович

пытался свалить ее с больной головы на здоровую, и забывая о своей православности

по примеру Хмельницкого, поджигал его к войне против Москвы. „Так как Москва"

(говорил он в пунктах своих переговоров с Хмельницким в Черкасах, 20 июня), — „так

как Москва не хочет дать козакам надлежащей дани (dani nalezauej dac nie chce), и еще

домогается у короля правосудия, то чтобы просил хана помочь имъ".

Хмельницкий отвечал, что пошлет к хану, и, без сомнения, Орда придет к козакам:

ибо, по договору с ними, хотя бы хан сам и не пришел, то должен послать вуреддин-

султана со всем войском. Желал бы, однакож, чтобы король обеспечил за собой Орду

особенным обязательством (osobliwym obowiqzkiem): а то Москва отторгнет ее

подарком, так как Орда на подарки падка.

„Если бы пришлось воевать с Москвой" (спрашивал Кисель), „то с какой стороны,

по его мнению, следовало бы напасть на неприятеля"?

Хмельницкий отвечал,—что, „соединясь с Татарами там, где Муравский Шлях

притянул к Северщине и называется Овинною Дорогою (S’winia4 Drog), куда Кисель,

будучи послом, шел от границ к столице, тем шляхом идти и, широко распуская загоны,

не мешкать у замков: они потом будут того, чья будет земля.

100

.

На вопрос: нужно ли ему сколько-нибудь польского войска? Хмельницкий отвечал:

„Нам с Татарами не долго собираться в поход, а польское войско наделало бы великого

шуму. С этой стороны достаточно будет Козаков и Татар, только чтобы козаки были

уверены в безопасности домов, жен и детей".

А какую бы пору избрал он для войны? спросил Кисель.

Хмельницкий отвечал, что Татары пойдут не раньше жнив, когда выпасут лошадей.

Но это в наступательной войне, в оборонительной же надобно тотчас Войску

Запорожскому пересунуть (przesunttc) за Днепр; а московских послов задержать до тех

пор, пока не будет все устроено к походу.

„По этим пунктам наших переговоров, Хмельницкий, кажется, искренно желает в

настоящем деле служить королю и Речи Посполитої", замечает в своем донесении

Кисель, и присовокупляет несколько благих советов. Если решится король на войну с

Москвой, то чтобы при письме к Хмельницкому послать какую-нибудь тысячу

червонцев и короткий креденсг от королевы, дабы его тем больше заохотить, обязать и

утвердить:» ибо" (писал Кисель) „наше нынешнее положение таково, что на которую

чашку весов он обратится, та и перетянет. А что сказал он о падкости Татар на деньги,

то таков и его дух (tenie jest i jego geniusz)".

Кисель советовал не допускать московских послов до разговоров с послами

козацкими, так как хмельничане домогаются от Москвы дани (ze sic u iiich upominaj;; о

icazui) u забирают у них пасеки.

Он советовал народность и религию русскую (genlem et relionem ruska) сохранить в

величайшем спокойствии, так как Хмельницкий намекнул, что, идучи на эту службу,

хочет потребовать возвращения церковных имуществ и владычеств русских 1е facto.

Наконец, он советовал прислать Киевскому и Браиловскому воеводствам

королевские универсалы, чтобы все вели себя как можно скромнее, сообразно времени