Отпечатки затертых литер

С рассвета на площадь стекается люд:
 Проклятую ведьму сегодня сожгут!
  Сухою соломой покрыт эшафот,
   Заранее весел народ!

Мелькают чепцы и пестрят колпаки,

 По слякоти скачут, теснясь, башмаки,
  А вот и епископ дряхлеющих лет —
   В роскошную рясу одет.

С ним целая свита святейших отцов

 И судей — честнейшей души мудрецов!
  Гудит в нетерпенье священная знать —
   Пора бы уже начинать…

Зеваки под хлюпанье грубых колес

 Пустили на площадь торжественный воз:
  Телегу (да с клячею вместо коней)
   И клетку глухую на ней.

Вся черная, будто копала золу,

 Там ведьма валялась на грязном полу,
  И в тряске совсем не срываясь едва,
   Моталась ее голова.

Свистя, за повозкой гналась ребятня,

 Кидалась камнями, колдунью кляня,
  А рядом, как гордый чернеющий грач,
   Вышагивал чинно палач.

И вот поравнялась повозка с толпой.

 Чуть не был раздавлен бродяга слепой,
  Шатавшийся праздно у ней на пути:
   Да к счастью успели спасти.

Поодаль закованный, выкрикнул вор:

 «Долой дьявольщину! В огонь! На костер!»
  И люд поддержал златокрада того,
   Недавно плевавший в него.

За волосы выволок ведьму палач

 Под гиканье черни, под хохот и плач,
  И бросил, как тряпку, в вонючую грязь,
   Под маскою хрипло смеясь.

Ужасна злодейка поистине та:

 Драниной прикрыта ее нагота.
  Недавно касался испанский сапог
   Босых искалеченных ног.

Пятнадцатилетняя девочка-яд:

 Костлявые руки из робы торчат.
  А грязные патлы, как сажа, черны —
   Примета шайтанской вины.

«В страшнейших грехах обвиняешься ты!

 Крещеная злом самого Сатаны!
  Призналася давеча ведьма во всем,
   Судимая честным судом…

Призналась: порой колдовала в ночи,

 Украла четыре церковных свечи,
  С неведомым духом беседы вела
   И с кошкою черной жила.

От этих злодействий тебя до утра

 Очистит священное пламя костра!
  Могла б индульгенцию также купить
   Да некогда злато копить…»

Колдунья, сполна натворившая зла,

 Усилием воли лицо подняла.
  И детские глянули небом глаза —
   Невысохшая бирюза.

«Деяний своих от людей не таю,

 Да только, епископ, я правду твою
  Разрушу, ведь Дьявол, поверь, ни при
   В магическом действе моем.

И впрямь, ворожила я лунной порой

 Над милой моею болящей сестрой…
  Лечила волшебным настоем из трав,
   Быть может, законы поправ.

И свечи взяла, только вам не назло:

 Чтоб в домике стало соседском светло!
  А прежде ведь в Храме просила огня
   Как ведьму прогнали меня!..

В том доме старуха одна умерла

 Бездетно и голодно, трудно жила!
  Кому ж, как не мне, было свечи принесть,
   Молитву усопшей прочесть?..

Я кошку себе не могла не забрать:

 Старушка любила ее, словно мать —
  Родное дитя. Да к тому же одна
   Погибла бы точно она…

Бесплотный же Дух, собеседник ночной

 Есть Ангел-Хранитель с рождения мой!
  И в Храме святом, подходя к алтарю,
   Частенько я с ним говорю…»