Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

— Я тогда деньги внесу, у меня есть, — обрадовалась я.

— Ладно, потом рассчитаемся, чего там! — махнула рукой Антонина Семеновна.

30.

Не знаю, отчего я проснулась. Открыла глаза и смотрю в потолок. В купе еще темно, чуть-чуть просветлели углы.

Непонятная тревога охватила меня. Лежу, прислушиваясь.

«Туки-туки-туки-так», — поют свою песню колеса.

— Туки-туки-туки-так, — повторяю я за ними. Что случилось?

Стремительно сажусь на постели. Что случилось? Где гул динамо-машины? Почему она не подпевает колесам?

Соскакиваю, включаю свет, всматриваюсь в щиток и мгновенно все понимаю — на динамо-машине нет ремня! Он слетел или… его срезали!

Открываю дверь в коридор. Тускло, еле-еле красноватым светом горят лампочки. Батарея почти разрядилась!

Выключаю рубильник и в смятении сажусь на скамейку.

Через минуту ко мне заглядывает проводница.

— Свет-то почему угасила? — шепотом спрашивает она. — Темно ведь еще…

— У меня срезали ремень, — говорю я. — Была большая станция?

— Была, минут сорок назад.

— Вы выходили из вагона?

— Местов нету, я и не выходила, — отвечает проводница.

— У меня срезали ремень, — повторяю я.

Она качает головой, утешает…

— Пассажиры спят… До свету-то и так дотянем.

Ничего не сказав больше, уходит, а я продолжаю сидеть, не зная, что делать. Идти к дяде Грише не решаюсь, он спит еще. И к Антонине Семеновне тоже. Она пришла сама.

— Чего у тебя стряслось, Таня?

— У меня срезали ремень.

— Когда?

— Не знаю. Я спала.

Антонина Семеновна строго повернулась к проводнице.

— А ты не могла присмотреть? Все равно ведь на стоянке выходила.

Та промолчала. Антонина Семеновна села рядом со мной.

— Запасной есть?

— Нет.

Она задумалась, потом хлопнула ладошкой по колену.

— Так ведь у нас две динамки теперь! Почему совсем погасло?

— Дядя Гриша разъединил состав, он хочет, чтоб я обслуживала свой конец, а он — свой…

— Во-о-н чего! — протянула Антонина Семеновна и встала. — Прицепит! А ты чего обомлела?

Потрясла меня за плечи.

— Это не велика беда, Таня. Бывает хуже.

Уже в дверях посоветовала:

— Ложись, досыпай. Не бойся, к вечеру подцепимся к твоему лысому.

Она ушла, а я так и сидела до самого рассвета.

Весь день я ждала, что ко мне придет дядя Гриша. Но он не шел. Дважды за мной приходила Маруся, уводила поесть. Витька поглядывал на меня смущенно, наконец сказал тихонько:

— Пойдем ко мне пластинки крутить.

— Не до пластинок мне, Витя.

— А что ты горюешь? Ведь сказала тебе Антонина Семеновна, что на одной динамке доедем.

— Не в этом дело. Уже второй ремень дядя Федя на толкучке сам покупает. А я вот прокараулила…

— Так что же делать? Умирать теперь, что ли?

— Дяде Грише сказать даже боюсь. Он ничего не знает.

— Как это не знает, — хмыкнул Витька. — Антонина Семеновна ему еще утром сказала.

— Знает? — удивилась я. — Почему же он не идет ко мне?

Витька пожал плечами.

Я решительно направилась к дяде Грише. Увидев меня, он быстро отвернулся к окну, стал внимательно рассматривать что-то за ним.

— Дядя Гриша!

Повернулся, оглядел меня.

— А-а, это ты.

— У меня ночью срезали ремень.

— А я тут никак ни при чем. Мой гудит, слышишь? Моя батарея заряжается. Я ночью бегаю, гляжу, как он там крутится.

— Я тоже всегда смотрю… А тут уснула.

Он втянул голову в плечи, развел руками.

— А уж так, милая. Или спать или ремень доглядать.

Снова отвернулся, потом полез в ящик.

— Пойду плафончик подкручу. Трепыхается на ходу, кабы не слетел.

— Что же мне делать, дядя Гриша?

— А уж это я не знаю, милая.

Он хотел обойти меня, но я задержала его.

— Дядя Гриша, вы подцепите мой конец к своей динамо-машине?

— Ну и ну?! — плюхнулся он на скамейку и, сняв шапку, крепко протер лысину. — Ты ремень терять, а я твой конец освещать?

— Если бы у вас такое случилось, я бы…

— У меня случись, милая, я к тебе проситься не буду. У меня в запасе есть.

— У вас есть еще ремень? — с надеждой воскликнула я.

Быстрые глаза его сузились, стали злыми.

— Ишь ведь как на чужое-то метнулась!

— Дядя Гриша, я вам заплачу за него. У меня есть деньги. Я не буду кофточку себе покупать.

Он шлепнул себя по бокам.

— Видали? Кофточку она не станет покупать! Да ты знаешь, сколько ремень-то стоит?

— Сколько? — спросила я, боясь услышать цену.

— А ты за свой сколь давала?

— Это не я, это дядя Федя купил.

— И тебе будто оставил?

— Да, мы вместе им пользовались. И Анна с ним же ездила.

— Сказывай!

Он поднялся, чтоб уйти.

— Дядя Гриша, если не хотите продать ремень, прицепите мои вагоны к вашим.

— Да ты чего его уговариваешь? — послышался хриплый голос Антонины Семеновны. — Или ремень даст или прицепит как миленький.

Дядя Гриша обидчиво посмотрел на нее.

— А вы, товарищ начальник, не должны потакать, — покачал он головой. — Прицепить я, конечно, прицеплю, раз вы приказываете, но если нагрузка велика окажется, ответ не мне держать. Вот так уж…

— За динамо-машину опасаешься? — усмехнулась Антонина Семеновна.

— А как же? Государственное имущество.

— Тогда ремень дай, — предложила Антонина Семеновна и хитро подмигнула мне.

— Да я так сказал. Он у меня старый, короткий.

— А у нее наставка есть! — откровенно издевалась над ним Антонина Семеновна.