Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

— Бросай ведро и тряпку! — весело скомандовала она. — Пойдем в цех. Больше ты не поломойка.

— А что я теперь буду делать? — спросила я.

— Начальник хотел тебя назначить на тот же московский вместе с Федором Тимофеичем, да узнал, что состав ставят на годовой ремонт.

— Целый год будет в ремонте? — воскликнула я удивленно.

Зина расхохоталась.

— Чудачка! Это так ремонт называется. Каждый год вагоны обновляют, красят, исправляют, что поломалось, вот и говорят — годовой.

— А сколько времени он будет в ремонте? — чувствуя подступающую радость, спросила я Зину.

— Ну, не знаю, — пожала она плечами. — Как вагонники управятся. Рабочей-то силы не больно хватает. Пойдем! — взяла она меня за руку.

Я оглядела вагон. Нет, надо закончить. Не так же оставлять.

— Я скоро приду, Зина, я только домою. А что буду делать в цехе?

— Тоже не знаю. Вроде нечего. Но раз отменили приказ — уходи отсюда.

— Ладно. Я сейчас.

Зина ушла. Я домыла вагон, прополоскала в кубогрейке тряпку и направилась в будку.

— Ой, заявилась наша стахановка, — воскликнула полная. — Отдохни хоть, а то скоро опять состав притарахтит, — она отодвинулась на скамейке, давая мне место.

— Я не устала, — не зная, как сказать им о своем уходе, проговорила я. — У меня приказ отменили, в цех отзывают. Разобрались, — добавила тихонько.

Все посмотрели на меня молча. Даже тетя Катя повернула голову, а штрафница свистнула:

— Ты гляди, как тебе повезло! А у меня-то в резерве чего думают? Конца ведь не видать!

Уборщицы откровенно расхохотались. Тетя Катя иронически взглянула на проводницу.

— Ты себя с Таней не равняй, — хмуро выговорила она.

— Вот именно что! — смеясь, откликнулись уборщицы. — Живо притакнулась!

— Опять ездить будешь? — спросила худощавая.

— Хотели меня на тот же московский, но он на годовой ремонт встает, — объяснила я женщинам. — Пока в цехе на местной поработаю.

Все замолчали.

— Да-а-а, — вздохнула полная. — Уходишь, значит, от нас, Таня. А ведь нам, бабы, худо без нее будет. Не шибко много нас.

— А знаете что? — решительно сказала я, взволнованная их словами. — Я посмотрю, если в цехе особенно делать нечего, я попрошусь к вам, пока наш состав на ремонте.

Полная закивала головой, а тетя Катя проговорила:

— Да нет уж, ты не набивайся. Полы-то каждый вымоет, а ты монтер.

В цехе я действительно не знала, чем заняться, и чувствовала себя неловко. Помогала электрообмотчикам, но это дело мне и раньше не давалось.

— Пальцы тонки, — определили обмотчики.

Вокруг ног их валялись детали, провода. Стол, обитый железом, был завален инструментами, проволокой.

И я решила навести в цехе порядок. Вспомнила, что возле товарной станции видела целую кучу пустых ящиков. Побежала туда, попросила пожилого человека, курящего на крыльце, дать мне три ящика. Он дал.

— Чего ты с ними делать будешь? — поинтересовались обмотчики.

— Разложу в них ваши инструменты и всякое такое.

— А-а-а, — одобрительно кивнула пожилая обмотчица. — Это верно.

Два дня занималась я уборкой.

— Гляди-ка, Касьяновна, — добродушно посмеивались электрообмотчики, — цех-то наш как картинка стал.

Худенькая старушка-уборщица грустно кивала головой.

— Молодюсенькая, а мне где уж… Да и вы теперь с оглядкой инструменты-то кладите. Не валите куда попало.

— Да, — строго говорила я. — Вот сюда — инструменты, сюда — детали, сюда — все остальное, разное.

Мы с Касьяновной вымыли в цехе окна, и в нем стало светло.

Я хотела было и в кладовой все разобрать, но Лапина не разрешила.

— Не суй нос куда не просят, без тебя обойдутся, — сказала она грубо.

В цехе намечалась инвентаризация, и Лапина сама целыми днями возилась в кладовой.

Часто в цех приходил Алексей Константинович, а Зарубина я почти не видела — он сидел в своем кабинете. Дядя Федя продолжал ездить на шурдинском. Мостухин исчез — его отстранили от работы до выяснения по партийной линии.

Мимо окон цеха то и дело громыхали поезда. Увидев однажды, как прибывал московский, я вспомнила об Антонине Семеновне и заволновалась. Где она? Что с ней? Позвонила в резерв проводников Марусе, но мне сказали, что она взяла несколько дней и уехала в деревню к матери. Об Антонине Семеновне спросить не решилась.

Мне очень хотелось взглянуть на наш состав. Я разузнала у обмотчиков, где его ремонтируют, и пошла в депо.

Только выскочила на пути — смотрю, идут мои знакомые паровозники.

— Здравствуйте! — весело окликнула их.

Они остановились и растерянно взглянули на меня. Механик отвернулся, ресницы его часто замигали. Он сделал несколько судорожных глотков.

— Что случилось? — почти шепотом спросила я, почувствовав неладное.

Помощник сказал негромко:

— В военкомат ходили. Вот, похоронная на Володиного отца пришла.

Он достал из кармана небольшой листок и тут же бережно положил обратно.

Боясь посмотреть на Володю, я проговорила:

— Но, может быть, это ошибка?

— Вот и мы ему это же сказали, — схватившись, как за соломинку, за мое предположение, живо откликнулся маленький кочегар. — Сколько раз так бывало.

— У нас соседка на третьем этаже… Филимонова, две похоронные на мужа получила, а вчера от него письмо пришла.